– Я так устала. – Сию привалилась к стене, тело ее блестело от пота. – Гедали, смилуйся, пусть это уже закончится!
– Гедали с тобой. Слышит. – Тунува встала рядом с ней на колени. – Скажи, что ты чувствуешь?
Она видела страх в глубине ее глаз. Сию была воительницей, но никакие синяки и порезы не приучили ее к такой боли. Она не умела с ней справиться.
– Сию… – Тунува утерла ей заплаканные щеки. – Денаг нужно прощупать дитя.
Сию мотнула головой.
– Я здесь. Я с тобой, Сию. Поделись со мной болью.
– Не могу. – Голос у нее треснул. – Теперь я понимаю, как провинилась. Мать меня казнит.
– Нет, солнышко.
Тунува отвела ей от лица мокрые кудри, полотенцем промокнула пот. Она сама с трудом скрывала страх. Она ни разу не позволила себе подумать, что они могут потерять Сию, но роды всегда опасны, даже с такой умелой повитухой, как Денаг.
– Дай ей облегчающий настой, – сказала она. – Пожалуйста, Денаг.
Повитуха открыла коробку:
– Сию, у меня есть кое-что, чтобы на время притупить чувствительность. Настой безвреден, и после него тебе легче будет тужиться. Примешь?
– Да, – прохрипела Сию.
Денаг еще в молодости открыла, что млечный сок одного редкого цветка, смешанный с определенными травами, притупляет все ощущения. Сию выпила его, обмякла и навалилась на Тунуву, позволив Денаг запустить пальцы внутрь. Та сосредоточенно хмурилась.
– Да, лицом вперед, как я и думала, но смотрит в сторону живота. Великая удача. – Она выдохнула. – Ну, малыш, не надо так упираться, мир тебя заждался.
Сию беспокойно забормотала. Денаг наконец убрала руку – Сию как раз начала приходить в себя.
– Тува, поверни ее на бок, – попросила Денаг.
Тунува повиновалась. Что бы там ни сделала Денаг, это помогло: еще две потуги, и ребенок наконец вышел.
– Все, – объявила Тунува, и Сию расплакалась от облегчения. – Ты прекрасно справилась.
Раздался тихий крик. Тунува помогла Сию добраться до козетки, и Денаг поднесла ей ребенка.
– Вот она, Сию. Новая воительница, – сказала повитуха. – Мать гордится тобой.
Сию, удивленно моргая, с любопытством разглядывала лежащую у нее на груди новорожденную. Трудно было сказать, кто из них более потрясен.
– Спасибо тебе, Тува, – шепнула она. – И тебе, Денаг, спасибо.
Тува улыбнулась сведенными губами.
«Вот он, Тува. Вот он».
Воздух комом встал в горле.
– Денаг, – сказала она, – я выйду. Позаботься о них пока.
Денаг что-то ответила, но до Тунувы дошел только слабый гул, какой слышится в раковине. Она вывалилась в коридор, вдохнула вместо запаха родов аромат свежего хлеба и цветов. Голова была тяжелее наковальни.
– Тува.
Она подняла голову.
К ней шла Эсбар с Лалхар, за ними – остальная семья, готовая заново принять Сию в свои объятия. Полосатый ихневмон принюхался.
– Тува… – Эсбар обняла ее. – Прости.
– Ты почему не пришла? – устало спросила Тунува.
– С Сагул случился обморок. – Эсбар заглянула ей в лицо. – С Сию все хорошо?
– Да.
От усталости Тунува едва соображала. Коснувшись щеки Эсбар, она оставила на ней легкий кровяной след.
– Иди к ней, Эс.
Тунува прошла дальше, по пути погладила Лалхар. Ихневмон лизнул ей локоть.
Едва скрывшись из виду, она пустилась бегом. Спотыкаясь на ступенях, добежала до своей солнечной комнаты и нырнула в открытую дверь.
На балконе упала на колени, выпустив наружу вопль, который бился в ней все эти часы. Впервые за много лет она дала выход боли, выплеснула ее.
Теперь она не тонула в горе. Нет, она плыла в нем, купалась в нем. Она пила его, как горькое вино, оставляя лишь малую долю своей души свободной для дыхания. Она снова видела его: мягкую головку, веки; хватающие ее за палец прекрасные пальчики, первую улыбку. Она с криком сжала ладонями лицо, заблудившись в муке воспоминаний.
«Прости».
– Тунува?
Она подняла полные слез глаза. Канта, нежданная гостья, сидела рядом.
– Канта, тебе здесь нечего делать, – сдавленно проговорила она.
– Прости. Я видела, как ты пробегала мимо, и… мне показалось, нельзя тебя так оставлять. – Канта смотрела на нее с мучительной печалью в глазах. – Мне так жаль, Тунува. Нет ничего больней, чем потерять ребенка.
Тунува уставилась на нее.
– Откуда? – прошептала она. – Как ты узнала?
– Я просто знаю, – помедлив, ответила Канта.
Тунува хотела заговорить – не сумела. И сказать было нечего. Канта обняла ее, и Тунува горько расплакалась на плече незнакомки, словно знала ее всю свою жизнь.
32
В закрытом от ветра Дождевом павильоне рано сгустились сумерки. Думаи в теплой прихожей писала матери о своем путешествии. Слова выбирала осторожно – она не сомневалась, что речной хозяин читает всю ее переписку.
Снаружи за ширмами жались к жаровне ее служанки, читая друг другу отрывки из «Воспоминаний о Севере» – записок сепульского путешественника, уплывшего с Востока за неведомые глубины Бездны. Даже Япара наскребла в себе интерес к его рассказам, полным снежных медведей и поющих льдов.