День, когда ты придешь

механически. Принимая к сведению.

– Ты в самом деле так считаешь?

Девушка отвернулась и снова встряхнула сковородку.

Узкая спина. Короткая плиссированная юбка. Облегающая шелковая блузка.

Его взгляд задержался на основании стройной шеи, отягощенной тяжелым пучком

блестящих черных волос, скользнул вниз, к талии, по безупречному амфорному изгибу

бедра.

Я действительно так считаю?

Безусловно.

Именно так.

25

Если сейчас подойти, положить руки ей на плечи, прижать к себе. Оттолкнет ли

она его? Скорее всего – нет.

Но есть ли в этом смысл?

Пожав плечами, Леонард поднялся и шагнул к двери.

– И все равно… – за спиной она проговорила негромко, словно разговаривая сама с

собой. – …Все равно жалко, что ты не смог попробовать настоящий рисовый омлет. Я

хорошо его готовила.

– О да.

Резко повернувшись, Леонард вышел из кухни.

Его гнало вперед какое-то странно чувство – раздражение и непонятное

беспокойство. Подобное тому, которое он ощущал тогда, в школьном дворе.

В коридоре, который вел из столовой к широкому выходу в сад, ему встретилась

девушка в строгом костюме, с ноутбуком в руке. Сабина Левония, одна из его

подчиненных, спешила навстречу. Видимо, только что закончился сеанс связи.

– Он жив, – лаконично доложила Сабина.

Не было нужды переспрашивать, о ком идет речь. Но Леонард Тестаросса все равно

уточнил:

– «Он»?..

– Так точно. Сагара Соске.

26

Глава вторая: Военный совет

Ровный шорох волн в отдалении. Грубая кирпичная стена и жесткая койка.

Солнечный луч, пробравшийся в маленькое окошко.

Небольшая каморка в каком-то массивном старом здании.

Все еще плавая в мутном полубреду, Сагара Соске снова задавал себе вопросы –

знать бы, в какой уже по счету раз.

Имя, время, место.

Сейчас он не мог вспомнить ничего, кроме имени. Получив практически

смертельное ранение, но все же уничтожив Кураму, он потерял себя в загаженных

коридорах «Арены» – стадиона в Намшаке. На этом – все. Сколько же времени прошло с

того момента?

Почему он еще жив?

Где он сейчас?

Впрочем, он безошибочно узнал больничную койку. Да, среди ускользающих

обрывков, которые остались с тех моментов, когда его сознание билось, стараясь всплыть

со дна затягивающей трясины беспамятства, фигурировала эта самая койка. Он много раз

выныривал из тумана, чувствуя, что не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, но над

ним кто-то склонялся и новый укол отправлял его в теплое наркотическое забытье.

В этот раз все было более четким.

И первым ясным ощущением стала боль. Грудь, спина, бедро – их медленно и

неотступно грызла тяжелая, неторопливая, надолго расположившаяся боль. Волны

болевых спазмов простреливали тело, заставляя натруженное сердце сжиматься, словно

под уверенной рукой палача. Тупая, ноющая головная боль, как от удара мешком с

песком. Впрочем, он весь был как неподвижно распластанный и неподъемно тяжелый

мешок.

Над койкой висела неизменная капельница, ровно и неустанно точившая дозы

лекарства или физраствора в его вену. К груди тянулись кабели датчиков

электрокардиографа. На столике рядом лежал кислородный баллон и дыхательная маска.

Тело прикрывала тонкая простыня, из-под которой были видны многочисленные бинты.

Здесь и там. Во многих местах.

Правая ступня. Двинулась.

Левая ступня. Работает.

Правая и левая кисти – сжимаются.

По первому результату можно было сказать, что нервы все еще передают сигналы

куда следует. Хотя, возможно, это фантомные ощущения от давно ампутированных

конечностей? Ему приходилось слышать о людях, которые мучились, не в силах

почесаться, чтобы унять зуд в отрезанной ноге.

Стараясь рассмотреть, на месте ли руки и ноги, он с усилием повернул тяжелую

горячую голову. Кроме тумбочки с медицинским оборудованием, стоявшей справа от

койки, в каморке обнаружилась висящая на стене картина.

Широкая панорама, в рамке, длинной не уступающей койке, на которой он лежал.

Странные голубые джунгли, где в туманной дымке виднелись фигуры полуобнаженных

желтокожих людей. Статуи и лики загадочных божеств, беспечно играющие дети и

собаки. Туземки, сгрудившиеся справа в оживленной беседе, и пара, уравновешивающая

композицию слева – безмятежно раскинувшаяся на траве женщина и рядом с ней

мужчина, в отчаянии обхвативший руками голову. Посредине полотна вытянулся в

струнку, словно пытаясь забросить в корзину баскетбольный мяч, стройный юноша в

набедренной повязке.

С полотна отчетливо веяло безысходностью и тоской. Он никогда не видел его

раньше. Почему же оно кажется смутно знакомым?

27

– Знаешь, как называется эта картина?

Соске не видел человека, который произнес эти слова, едва войдя в каморку.

Сосредоточиться.

Стараясь ускользнуть от терзающей его боли, он словно всплывал, всплывал,

всплывал…

– «Откуда мы? Кто мы? Куда мы идем? 1» – так это звучит, – продолжал гость.

Остановившись над койкой, мужчина всмотрелся в лицо Соске. Светлые волосы,

приятные и мягкие черты лица, круглые очки в тонкой оправе.

Мишель Лемон.

– …Так… называется?..

Пересохшее и отвыкшее от работы горло Соске издало едва слышный хрип,

слипшиеся губы с усилием разжались. Но Лемон каким-то чудом понял его и кивнул.