День, когда ты придешь

изображений. Хлынул, затопляя ее задохнувшееся в ужасе сердце.

Это был резонанс.

Словно пораженная молнией, Канаме вскрикнула и выгнулась дугой. Это не имело

ничего общего с тем, что она испытывала раньше. Намного мощнее, неудержимее и

страшнее. Дикий, яростный и мрачный поток.

Канаме со всех сторон окружал огонь.

Горящий коридор. Ядовитый дым ест глаза, не дает дышать. Языки пламени сквозь

дымную пелену кажутся призрачно-серыми. В уши настойчиво лезет плач маленькой

девочки. Чуть поодаль – беспрерывные оглушительные выстрелы, словно бьющие палкой

по черепу, яростные и кровожадные крики, стоны.

На их дом напали.

– Отведи их обоих в подвал, – приказал мужской голос.

– Зачем? Они все равно нас найдут!.. – в голосе плачущей женщины звучит

отчаяние.

– Джерри вот-вот примчится на помощь. Нам нужно продержаться всего десять

минут. Иди, Мария. Я буду держать южный фасад.

– Постой, Карл! Останься со мной!

– Не могу. Торопись.

– Пожалуйста, не уходи!..

Но мужчина не остался – он спешил, его ждал бой. Женщина, прижимающая к себе

двоих детей, прошептала едва слышно – без гнева, с бесконечной усталостью:

– Всегда… всегда так. Потому я и не смогла…

Да. Она не хранила верность мужу.

У нее были другие мужчины.

Внезапно в поле зрения вклинились другие картины. Вызывающие тошноту.

Сплетенные на белоснежных простынях тела, отвратительные голоса, слышные даже

сквозь плотно зажатые уши. Когда отец уходил в море, выполнять задания, доверенные

ему своей страной, эта женщина топила свое одиночество в пламени запретной страсти. О,

в глазах общества она оставалась безупречной, верной женой и любящей матерью – но это

была лишь лживая маска. Мальчик знал об этом. Его глаза видели все.

Выстрелы гремели все ближе.

Испуганная женщина, кашляя в дыму и задыхаясь, потащила детей за собой в

подвал, на ходу утешая их. Спустившись по каменным ступенькам, они оказались среди

гор старой мебели, садового инвентаря и прочего хлама.

Стрельба звучала прямо над головой, на первом этаже дома. Донесся звук падения

тяжелого тела. На лестнице загремели тяжелые ботинки – шаги незнакомцев, внушающие

животный страх.

– Прячьтесь, – торопливо шептала женщина – его мать – заталкивая

всхлипывающую девочку в деревянный сундук и прикрывая его старым одеялом. Шаги

звучали уже совсем рядом, времени спрятать второго ребенка – мальчика – уже не

оставалось.

Глаза женщины и мальчика встретились.

Канаме до последнего вздоха будет помнить уродливое и страшное выражение на

ее лице.

Отчаяние. Нерешительность. Неожиданно вспыхнувшая ненависть.

83

Этот ребенок знает. Знает о моей измене.

Он всегда обвинял меня. Молча. Он считал меня проституткой.

Поразительная проницательность, пугающий интеллект. Все – ради того, чтобы

унизить меня, презирать и гнушаться.

– Мама?..

Мальчик дернул ее за юбку, но женщина не ответила.

Прекрасное лицо, всегда такое безмятежное – сейчас, обращенное к собственному

сыну, оно страшно изменилось. Искаженное ужасом и перекошенное, со звериным

инстинктом самосохранения в глазах. Настоящее, не прикрытое благопристойной маской.

Это был совершенно другой, незнакомый человек.

Слов не было, только долгий взгляд.

Взгляд, в котором, как на ладони, были видны обреченность и безумие, толкающее

ее к последней черте. Она решилась.

Громыхнула дверь и чужие люди вломились в подвал. Блестящие вороненые

пистолеты, грубые голоса, наполненные жаждой убийства.

– Где второй ребенок?

В ответ – дрожащий голос:

– У… у родственников. Пожалуйста, пощадите меня!..

Руки матери стиснули его плечи и толкнули вперед. Отдавая и предавая. Словно

кошелек, дрожащей рукой протянутый грабителю.

Вспышка.

Отчаяние, ненависть и жажда мести.

Сердце Канаме замерло, не в силах выдержать этого бешеного потока. Это было

настолько больно, что она не знала, сможет ли вернуть себя.

То, что показалось вечностью, заняло не более нескольких секунд. Когда Канаме,

наконец, пришла в себя, Леонард уже отпустил ее и теперь сидел в кресле, стоявшем в

углу спальни.

Дыхание все еще с хрипом рвалось из груди, спина была мокрой от пота. Она с

трудом поднялась и села, чувствуя, как мир тошнотно плывет и качается. Шум дождя,

барабанящего по стеклам, болезненно и тоскливо отдавался в ушах.

– Об этом не знает даже моя сестра, – отстраненно проговорил Леонард, глядя

мимо нее.

– …В самом… деле?..

Тяжесть прошлого, страшные воспоминания. То, что невозможно выносить в

одиночку. То, что хочется выплакать, уткнувшись в чью-то грудь. Как у меня. Как у

Соске. Это плохо. Я… я больше не смогу обливать его презрением и ненавидеть.

Словно прочитав мысли Канаме, Леонард вздохнул.

– Это не так-то просто передать словами. Тем более, когда имеешь дело с

нормальными людьми. Поэтому мне пришлось использовать необычный способ. Ведь ты

– особенная, возможно, ты сможешь понять. Хотя я не имел намерений делиться этим с

чужаками.

Он прав. Это совсем не то, что стоило бы выплеснуть наружу. Режущая боль и

всеподавляющая тоска. Ничего удивительного, что она чувствует себя, словно после

тяжелой болезни. Словно после чаши цикуты.

К горлу подкатило. Ужасная тошнота.