День милосердия

Сергей остановился, искоса, с прищуром глядя на раскрасневшуюся, возбужденную Надюху. И она остановилась, не спуская с него расширенных, озабоченных глаз, светящихся голубизною, — вся в каких-то своих подсчетах, прикидках, вариантах.

Давно, уже года три назад, подавали они с Надюхой заявление на квартиру. Сергей только что демобилизовался, жили они у Надюхиных родителей на Выборгской стороне, в небольшой двухкомнатной квартирке — тесть, теща, младшая сестра Надюхи Люба, они с Надюхой, а потом и Оленька. Тесно, густо на двадцати шести метрах жилой площади да еще, можно сказать, почти без кухни: прихожая-коридорчик, она же и кухня, как нередко еще встречается в старых питерских квартирах. Два года ждали, надеялись — авось хоть бы комнату на первое время получат от управления: оба в одном тресте, к тому же молодожены. Не получилось — ни квартиры, ни комнаты. Выделяли жилье, но шло оно другим молодоженам, с более солидным стажем: по пять-шесть лет люди дожидались, некоторые пары из тех молодоженов успевали развестись и жениться по второму разу. Сергей с Надюхой и еще бы ждали, не рыпались, если бы не стычка с Кондратием Васильевичем из-за денег.

Решил тесть осуществить свою давнишнюю мечту, купить дачу, и завел новую моду, все получки и авансы до копеечки ему, дескать, дача нужна всем, все будем пользоваться — гоните денежки. Конечно, дача нужна, слов нет, но жизнь молодая тоже требует свое: и в кино хочется сходить, и приодеться помоднее, и посидеть с друзьями иной раз тоже не грех. А тут хоть ты лопни — ни копья. Железную дисциплину ввел тесть, на продукты выдавал тика в тику, даже себя прижал: раньше пиво любил, а тут как отрезал, ни кружки не позволял, курить бросил. Сергей терпел-терпел такую жизнь, не вытерпел, психанул как-то. Ну раз так, тесть и объявил, что пора им подыскивать себе другое жилье, без злого тестя и тещи: Люба подросла, шестнадцать девахе, хватит ей валяться в проходе на раскладушке. И, дескать, денег ваших больше не нужно, можете, как и раньше, транжирить, как душеньке вашей угодно, но те, которые уже есть и лежат на срочном вкладе, не вернет, потому что все равно дачей будете пользоваться — не выгонишь.

Характер у тестя тяжелый, с приливами и отливами, трудно отходчивый. Когда накатывает на него, он как бы дубеет, глохнет, убежденный в своей правоте, давит, как бульдозер, и никакие уговоры не сдвинут его с принятого им решения — как сказал, так и будет. Тверд до бессердечия и — никаких сомнений. Хотя бывали у него и другие минуты, когда мог вдруг прослезиться от какой-нибудь пустяковой кинокартины, от сценки по телевизору, и тогда становился добреньким и податливым — на час, от силы — на два. Но тут, с дачей, — как закаменел, и пришлось Сергею с Надюхой отправиться на поиски нового жилья.

Начали со своего дома: обошли одиноких старушек, думали, пустит кто. Подали заявление в «Ленсправку», расклеили невесть сколько объявлений на водосточных трубах и стенах в самых бойких местах. Кончили знаменитой толкучкой на канале Грибоедова — тоже пустые хлопоты. Были комнаты, но все проходные, для холостых, одиночек, студентов. Для семьи, да еще с ребенком — нет, нет, нет!

Сколько еще протолкались бы на этой неиссякаемой и живучей толкучке, неизвестно, если бы не Магда Михайлина, снабженка из группы металлов, школьная Надюхина подружка. Когда-то учились в одном классе, жили недалеко друг от друга, но особой близости, какая бывает в школьные годы, у них не было. Необычным было ее полное имя — не Магдалина, а Магдалена. Так назвал ее покойный отец, любитель путешествовать по картам атласа мира, имя для дочери он взял от реки в Колумбии, берущей начало в горах Лас-Палас и прорывающейся многочисленными водопадами и стремнинами через Кордильеры к Карибскому морю. Девичья фамилия Магды была Шибаева. Все ее родственники были русские, быть может чуть-чуть с примесью татарской крови.