День милосердия

Уходить было невозможно — этим столом, этими закусками Магда словно задвинула в двери мощный засов. Сергей поднял руки, изображая сдающегося на милость победителю, и, сбросив куртку, уселся на тахту.

— Открывай! — весело приказала Магда, острым взглядом подмечая перемену в нем и радуясь ей.

Сергей взялся открывать шампанское, нацелившись пробкой в фарфорового слона с поднятым хоботом, стоявшего на серванте. Магда в последний момент отвела горлышко, и пробка улетела в угол, ударила рикошетом в телевизор.

— Сумасшедший! — с хохотом закричала Магда. — Ты мне все тут перебьешь!

— А что, гулять так гулять! По-нашенски, по-русски! У нас в деревне, это еще когда мы в Турской жили, был такой мужичонка по прозвищу Жучок. Хилый такой, как сушеный пескарь. Кругом все сети вяжут, так уж издревле пошло — сети, а он дымари и роёвни мастачил, ну и, конечно, греб деньгу лопатой, потому как у всех пчелы, всем надо. Дом у него, конечно, две коровы, двадцать ульев, медогонка из нержавстали и все в доме есть. А тут как-то был в городе у врача, и признали у него рак — не прямо, конечно, сказали, а с намеков понял. И вбил себе в голову, что за Новый год ему не выползти. Вернулся из города да как начал поддавать — вся деревня месяц ходуном ходила. Медовухой этой его залились все, только ноги не мыли, а так даже бычков подпаивали, из озорства. Месяц гудела деревня. Все промотал, все продал, пустил по ветру: и улья, и коров, и дом чуть было не подарил по пьяной лавочке. И вот уже Новый год, помирать вроде пора, а смерти нет, толстеть начал. Раньше всю жизнь кожа да кости, а тут вдруг понесло: морда — во, брюхо из штанов вываливается. Что за чертовщина? Поехал опять в город, к тому же врачу. Почему, дескать, не помираю, рак же. Обсмотрели его, общупали, покрутили так и этак — никакого рака. Рак помер, а Жучок остался. Вот что значит погулял по-нашенски! Вернулся — и опять за дымари.

Сергей налил шампанского в два больших фужера полняком. Магда, увидев, сколько он набухал шампанского, расхохоталась до слез. Сергей наклонился и отпил из своего фужера. Магда, чуть отхлебнув, вспомнила о чем-то, подхватилась и убежала в другую комнату. Она тотчас вышла, держа перед собой блюдечко, на котором несколькими стопками, аккуратно перетянутыми бумажными лентами, лежали деньги.

— Ты говорил про гульбу, — сказала она, подойдя к нему, — а я вспомнила поговорку: кончил дело — гуляй смело. Так что вот: здесь пять раз по сто, бери, сколько надо. К сожалению, не нашлось блюдечка с голубой каемочкой, — с золотистой. Не обидишься?

Сергей глянул на деньги, на Магду и вздохнул про себя с облегчением, подумав, что ведь самое главное, зачем он тут, уже решено. До этого момента в глубине души у него было как-то вертляво, но теперь, когда Магда сама сразу предложила деньги, он успокоился. Значит, не такая уж и мразь она, как расписывала ее Надюха…

Сергей взял три пачки, как и надумал по дороге.

— Все, спасибо, — сказал он, пряча деньги в карман куртки.

— Хватит? — спросила Магда, покачивая перед ним блюдцем со столь заманчивыми толстенькими пачками.

— Вполне.

Магда небрежно сбросила оставшиеся пачки в бар серванта, сунула туда же блюдце, вернулась на тахту и взяла свой фужер.

— Ну, Сережа, за твою квартиру! — Она потянулась к нему с шампанским, и они чокнулись.

— Спасибо, Магда! — воскликнул Сергей, тронутый ее добротой и щедростью. — За твое счастье!

Он выпил целый фужер залпом, хотя и не любил шампанское, не считал его вином, предпочитая простую водку.

Магда пила маленькими глотками, не сводя глаз с Сергея. Ему вспомнилось, как кто-то когда-то говорил, кажется еще в армии, что если женщина пьет вино и при этом смотрит вам в глаза, то это значит, что она интересуется вами, и вы смело можете идти в атаку. Ему стало смешно: какая атака, когда он только и думает, как бы побыстрее смыться от этого полированного стола с шикарными закусками и непочатой бутылкой коньяку, от этой вальяжно-красивой бабы, наверное жаркой и многоопытной в любви…

Она заметила его усмешку, погрозила ему пальцем:

— Не думай обо мне плохо.

— Да что ты! — Он смутился, как пойманный с поличным начинающий воришка. — С чего ты взяла?

Она рассмеялась — принужденно, невесело.

— Так, глупости. Странно все это, не правда ли?

— Что странно?

Она обхватила колено сомкнутыми руками, покачалась с боку на бок, грустно улыбаясь своим мыслям.

— Между прочим, если хочешь уйти, пожалуйста, не стесняйся. — Голос ее прозвучал вполне доброжелательно. Сергей не почувствовал в ее тоне ни обиды, ни осуждения.

— Нет, нет, — торопливо, может быть, даже слишком торопливо отказался он. — Так что же «странно»? О чем ты?