День милосердия

— О чем? — Она помолчала, отведя взгляд, и вдруг снова подняла на Сергея глаза, мягкие, карие, чистые. — Все странно, — с печальной улыбкой сказала она. — Коленька в море, ты — здесь. У меня денег куча, у тебя — нет. Мать-врачиху ненавижу, а темную свою бабку нежно люблю. Муж-летчик, правильный-расправильный, дал мне пинка, сына себе оставил, а сын не любит его, хочет ко мне. У меня же все перегорело, пусто… Дрянь я, авантюристка…

Она рассмеялась, но глаза ее оставались печальными, влажно блестели, как бывает, когда смех прорывается сквозь слезы.

— Чего уж ты себя так?.. Валишь на себя.

— Не валю, Сереженька, не валю.

Она вдруг встрепенулась, взлохматила прическу, хлопнула в ладоши и, показав Сергею на коньяк, объявила:

— Коньяку хочу! Наливай — трахнем!

Сергей, у которого чуть зашумело в голове от шампанского, выпитого натощак, оживился, подхватил ее тон:

— Пьем только коньяк! Я, честно говоря, шампанское не признаю. Газировка и все.

— Не скажи!

— Газировка!

— А я уже загудела.

Смеясь, болтая, препираясь в шутку, поддразнивая и подталкивая друг друга, они выпили коньяку, смачно, с аппетитом поели, причем Магда дважды добавляла закусок: подрезала сервелата и осетрины.

— Эх, напьюсь сегодня! — сказала она с видом человека, которому теперь все трын-трава и терять нечего. — Хочешь? Но коньяк противный, от него икаю. Хочешь, шампанским напьемся? Ты побудешь еще часок? — Она погрозила ему, ударила себя в грудь кулачком. — Надолго не задержу — не дура… Тошно одной — хоть вой. Уже стихами заговорила баба. Значит, до точки дошла. Коленька-то мой в море, и холодный он, как море. Для себя горячий, для других — лед. А ты, Сережка, человек…

Она обвила его шею, тотчас разомкнула руки, но не убрала, оставила на его плечах, стала поглаживать шею, лицо. Он сидел в каком-то безволии, словно в помрачении, чувствуя, как безнадежно теряет ощущение времени, места, себя. Ему было все равно, что произойдет сейчас, он уже не владел собой. Его тело как бы отделилось от него и перешло к ней, а он вроде бы знать ничего не знал и знать не хотел…

Домой он вернулся в половине двенадцатого. Надюха вышла в халате, с заспанным лицом, вялая.

— Что так долго? — спросила она, зевая.

— Да разболталась твоя Магда, коньяком угощала, — стараясь говорить как можно более небрежно, ответил Сергей.

— Коньяком? — равнодушно переспросила Надюха. — А деньги дала?

— Дала, — сказал Сергей, поджав губы.

Надюха посмотрела на него сонно, как-то уныло, и, ничего не сказав, ушла в комнату.

— Есть хочешь? — донесся ее голос.

— Нет, — откликнулся Сергей, в третий раз за нынешний день расшнуровывая ботинки. — Спать хочу.

«Что было — не было, забыто», — пронеслось у него в голове. Он хотел скорее уснуть, чтобы назавтра совсем уверить себя в том, что все происшедшее у Магды — лишь сон.

20

Через неделю после уплаты денег Сергей получил ордер на квартиру и извещение о том, что заселение разрешается с десятого июля. Настала пора приятных хлопот: сборы, увязывание вещей, осмотр квартиры, переезд.

Квартира выпала им по жребию на пятом этаже, окнами на юго-запад. Отделана она была, к удивлению Сергея и Надюхи, великолепно. Ровные паркетные полы, аккуратно поклеенные обои приятного зеленоватого цвета и веселого рисунка, чистая, сверкающая арматура в кухне и ванной, газовая плита без единой царапинки. И двери вовсе не скрипят и не болтаются, как ожидалось, а прикрываются тихо и плотно, без щелей и перекосов. Конечно, не все было безукоризненно: в кладовке, например, забыли прибить полки — они так и остались стоять, прислоненные к стене; на кухне не оказалось дверной ручки, кое-где не прокрашены были подоконники и плинтусы, но все это были такие мелочи по сравнению с великолепием новой пустой квартиры, что даже заикаться о них было бы грешно. Один запах нового жилья чего стоил!

Надюха ходила из комнаты в комнату, раздувая от наслаждения ноздри, смеялась, всплескивая руками, и поглядывала на Сергея счастливыми влажными глазами. Сергей, тоже чуть очумелый от остроты впечатления, обнимал ее, гладил по лицу, бормотал: «Вот тебе и квартира…» Надюха сказала, что отец на радостях вдруг расщедрился и отвалил им на обзаведение сто рублей.

Долбунов выделил Сергею грузовую машину. Кузичев и Коханов вызвались помочь перевезти вещи. Мартынюк тоже попросился было в помощники, но к управлению в назначенный час не подошел, и Сергей решил, что они обойдутся и без него. Вещей-то было всего ничего: тахта, шкаф платяной, кроватка детская, два чемодана тряпок да три стула. Все остальное, чем они пользовались у бабки, принадлежало ей.