День милосердия

— Пятьдесят. Бери! — прикрикнул он вдруг неожиданно капризным тоном. — Ну, кому говорят!

Неуклюже переминаясь с ноги на ногу, Сергей взял деньги. Надо было бы поблагодарить прораба, но Сергею было до того неловко, что он не мог вымолвить ни слова. Получалось так, будто он выпросил, вынудил эти деньги как бы за то, что прораб подсунул ему таких плохих клиентов. Краска заливала лицо Сергея, он разом вспотел и стоял перед столом, нелепо вытянув руку с зажатыми деньгами.

— Бери, бери, — добродушно усмехаясь, сказал Ботвин. — И не переживай. Деньги — не самое главное в жизни.

— Да я верну! — воскликнул Сергей и повторил: — Честное слово, верну!

— Конечно, вернешь, не сомневаюсь.

— Понимаете, эти пятьдесят, — Сергей прижал деньги к груди, — дороже всех остальных. Верите?

— Верю, верю, — поморщившись, быстро согласился Ботвин и, как бы показывая Сергею, что ему некогда, придвинул к себе стопку чертежей, которые предстояло разобрать.

Сергей понял, что мешает человеку, что все это излияние не столь уж и нужно Ботвину — достаточно и того, что тот дал деньги, но Сергею как-то неловко было прерывать разговор просто так, заканчивать вроде бы ничем, и он сказал:

— Юрий Глебыч, давно хочу вас спросить, не по каким-то там причинам, а просто так: почему вы понужаете Пчелкина и в хвост и в гриву? Он же вроде вам ничего такого не сделал…

Ботвин поковырял шариковой ручкой и внезапно рассмеялся:

— И в хвост и в гриву, говоришь?

— Ага, точно.

Ботвин как-то по-детски надул щеки, ткнул в одну щеку пальцем, фыркнул от удовольствия и сказал, отведя повлажневшие глаза:

— Горяч Пчелкин, неосмотрителен. Случится что — пропадет ни за грош. Вот и берегу, а ты говоришь — «понужаю». Ну, понял?

— Дошло. Спасибо вам, Юрий Глебыч! — Сунув деньги в карман, Сергей торжественно протянул прорабу руку. Ботвин пожал ее со снисходительной усмешкой.

— Ну все, Метелкин, чеши по холодку, а то мне тут до ночи не размотаться, — сказал он, махнув Сергею на дверь.

— Все, все, чешу. До свиданья!

— Пока, — рассеянно ответил Ботвин, склонившись над чертежом.

Сергей решил не заходить к Надюхе — и часу не прошло, как расстались, все ясно, все обговорено, к тому же была она нынче какая-то вялая, вроде бы не в духе: дуется из-за чего-то или просто устала. Так или иначе, Сергею захотелось побыть одному, расслабиться впервые за многие дни, побродить по улицам, по набережной Невы.

Завтра последний день, срок уплаты. Если Киндяков и Долбунов не забудут и принесут обещанные взаймы деньги, то у Магды можно взять сто пятьдесят рублей. Даже сто хватило бы. Всего сто! Последние метры до вершины, но как они тяжелы! А если забудут начальники или вдруг по какой-то причине не смогут, хотя бы один из них… Нет, не сто пятьдесят возьмет он у Магды, а триста. Триста — это с гарантией, триста — это спасительная веревка с надежным крючком, который он забросит на вершину горы сегодня, чтобы не сорваться и покорить вершину завтра…

До девяти вечера Сергей проболтался в городе. Пешком прошел по Невскому, мимо Адмиралтейства, до набережной, потом возле Медного всадника и Исаакиевского собора, через Мойку и канал Грибоедова, по Измайловскому проспекту, почти до самого Варшавского вокзала — к дому, где ждала его Магда.

Давно он не ходил так вольно и так долго по городу, и его поразили пестрота и разноязыкость бродящих по улицам людей. То по-немецки вдруг заговаривали рядом с ним, то по-английски, то вообще на непонятном языке. Массы людей текли по улицам вечернего города, в неистовом блеске низко висящего солнца, в терпком чаду автомобилей, под только-только включенными и еще тускло горящими светильниками.

Ровно в девять он нажал кнопку звонка на площадке Магдиной квартиры. И как только Магда открыла, принятое было им решение не проходить дальше порога рассыпалось, исчезло.

— Ты точен, — сказала она, подбадривая его улыбкой. — Только что началась программа «Время».

— Значит, опоздал, раз уже началась.

Она взяла его за руку и повела через темный коридор, не зажигая света.

— Нет, Сереженька, сначала раздался звонок, а потом заиграла музыка, — говорила она, все еще улыбаясь.

Она внезапно остановилась, и Сергей по инерции надвинулся на нее, даже чуть навалился. Она помедлила, тихо фыркнула, распахнула дверь.

— Прошу, пан!

— О! — невольно вырвалось у него от яркости, блеска, чистоты и комфорта комнаты. — Ты неплохо окопалась.

Он был у нее довольно давно, вместе с Надюхой, вскоре после появления Магды в группе металлов РСУ. Тогда все здесь было гораздо скромнее, если не сказать — беднее. Перемены в облике комнаты настолько поразили Сергея, что на некоторое время он как бы даже и забыл про хозяйку, про Магду, которая, воспользовавшись его замешательством, успела выкатить из другой комнаты столик на колесиках и переставить с него на журнальный стол возле тахты поднос, заставленный тарелочками с закусками. Коньяк и шампанское, оказывается, были выставлены заранее — он их заметил только теперь. Коньяк светился темным янтарем, бутылка шампанского отпотела в тепле и матово серебрилась.