День Муравья

– Поступая по-детски, я буду сообщать то, что видят мои глаза. Маленькие дети, видя цифру, называют ее словом. Для них цифра шесть – это сочетание звуков, составляющих слово «шесть», а слово «корова» – шесть звуков, обозначающих животное на четырех ногах с выменем. Таков договор. Предметы называют условным сочетанием звуков, и в разных странах эти сочетания разные. Но условное название и сам предмет во всех странах – это единое целое.

– Сегодня вы стали философом, мадам Рамирес, но наши дорогие телезрители и телезрительницы ждут решения! Итак…

– Если я пишу 1, ребенок, едва научившийся читать, скажет мне, что это одна единица, и я записываю 1 1. Если я покажу ему свою запись, он скажет, что видит две единицы, и я запишу: 2 1. И так далее. Это и есть решение. Нужно называть то, что видишь, и получишь следующий ряд. Ребенок читает дальше: «Одна двойка, одна единица», – и я записываю: 1211. Называем и эти числа и получаем 111221, затем 312211, затем 13112221, затем 1113213211… Не думаю, что число 4 появится очень скоро!

– Вы настоящее чудо, мадам Рамирес! Да, вы выиграли!

Зал взрывается овацией. Мельес так счастлив, что ему кажется, будто все аплодируют ему.

Ведущий успокаивает зал и задает вопрос:

– Но вы же не будете почивать на лаврах, мадам Рамирес?

Женщина улыбается, что-то бормочет и прикладывает к разгоревшимся щекам руки, наверняка потные, а вовсе не прохладные.

– Позвольте мне хоть немного прийти в себя.

– Вы блестяще справились с нашей числовой задачей, мадам Рамирес, но на горизонте маячит новая. «Найди…

– …разгадку!»

– Как обычно, ее прислал нам телезритель, пожелавший остаться неизвестным. Слушайте внимательно задание: как из шести спичек – я повторяю: из шести спичек – построить шесть равносторонних треугольников? Спички нельзя ломать и нельзя склеивать.

– Вы сказали шесть? Вы уверены, что надо построить шесть треугольников, а не четыре?

– Шесть спичек, шесть треугольников, – повторил ведущий непререкаемым тоном.

– Что же это получается? Треугольник из одной спички? – не поверила своим ушам мадам Рамирес.

– Именно так. И на этот раз ключевая фраза следующая: «Думай, как все». Подумайте и вы, дорогие телезрители и телезрительницы. Встретимся завтра, если пожелаете!

Жак Мельес выключил телевизор, снова лег и в конце концов уснул. Но возбуждение не оставило его и во сне. И кто ему только не снился: Летиция Уэллс с фиалковыми глазами и ее муравьиные таблицы, Себастьен Сальта с лицом как в фильмах ужасов, префект Дюпейрон, который ушел из политики и стал патологоанатомом, мадам Рамирес, щелкающая задачи как орешки…

Большую часть ночи комиссар вертелся с боку на бок, преследуемый вихрем путаных снов. Но все-таки он спал. Потом стал просыпаться. И проснувшись окончательно, вздрогнул. Он ощутил какое-то легкое шевеление у себя в кровати. К нему вернулся детский кошмар – чудище, страшный волк с красными от ненависти глазами… Жак Мельес опомнился. Теперь-то он уже взрослый. Он зажег свет и убедился, что в ногах его постели действительно что-то шевелится.

Он соскочил с кровати. Под простыней был отчетливо заметен холмик. Он ударил по нему кулаком и тут же услышал мяуканье – в следующий миг из-под одеяла вылезла Мари-Шарлотта. Бедняжка мяукала и, жалуясь, укрылась в его объятиях. Успокаивая кошку, хозяин ласково ее погладил и помассировал лапку, которой сделал больно. Через пару минут Мельес решил, что ему все же надо выспаться, и потому запер Мари-Шарлотту на кухне, предложив ей утешиться куском паштета из тунца с эстрагоном. Выпив стакан холодной воды из холодильника, он, однако, в кровать не вернулся, а уселся перед телевизором.

Телевизор в больших количествах действует как обезболивающее: голова тяжелеет, ноги становятся ватными, перед глазами начинает мелькать что-то, не имеющее к тебе совершенно никакого отношения. Класс.

Мельес снова лег, и на этот раз ему снились обычные сны, какие снятся всем: выжимки из того, что он видел по телевизору, – кадры из американского фильма, японского мультика, фрагменты соревнования по теннису и фото с мест преступления, показанные в новостях.

Он спал. Спал глубоко. Но его опять стало что-то беспокоить. Он проснулся.

Не было сомнений – судьба на него ополчилась. Он снова заметил небольшой холмик, который шевелился у него на кровати, и зажег свет. Неужели Мари-Шарлотта, его кошка-сфинкс, очередной раз взялась за свое? Но он же запер за ней дверь!

Встав с кровати, инспектор с изумлением увидел, что холмик разделился на два, потом их стало четыре, восемь, шестнадцать, тридцать два… Сотни едва заметных вздутий перемещались под его простыней. Комиссар отступил на шаг и поразился: на его подушку выползали… муравьи.

Сначала он собрался было смахнуть их рукой, но вовремя спохватился. Себастьен Сальта и все остальные тоже наверняка думали, что смахнут их, и дело с концом. Но худшая из ошибок – недооценить противника.