День отдыха на фронте

И жалко было очень, когда под эту продукцию приходилось закладывать пару-тройку фугасов, приготовленных впрок теми же мастерами в рубахах до щикотолок, и поднимать в воздух то, что неплохо было бы унести с собой…

Но унести все на себе, на своих спинах, не получалось: ведь на ту же Мангаль-Хулу никакой вертолет не сумеет забраться, не найдет площадки, чтобы сесть… Нужна какая-то новая техника, а ее нет. Не изобретена пока.

Вот и приходилось обращаться к взрывчатке…

Пора было собираться домой. Проверили американскую многоцелевую радиостанцию, которую так удачно обнаружили в первый же день своего похода, станция находилась на месте, замаскированная граната, которая должна была сработать, если кто-то сунет нос в склад, также находилась на месте, нетронутая.

— Все в порядке, — Морозов удовлетворенно потер руки, щелкнул ногтем по толстой непромокаемой ткани, в которую была укутана аппаратура. — Вредная штука. Неприятностей может принести много.

Романюк это знал.

Как только наши вертолеты начнут обеспечивать своими винтами какую-нибудь операцию, намеченную в этом районе, так "прохоры" извлекут из склада это мудрое изделие и начнут брать на звуковую мушку "Ми-восьмые".

Потерь может быть много. Тем более сидящих в камнях радионаводчиков, что своими заскорузлыми, наполовину ставшими проволочными бородами чистят аппаратуру, извлечь наружу будет сложно — они мигом уйдут в глубину гор, в пещеры… Выковырнуть их оттуда можно только авиационными бомбами.

От склада, накрытого зеленым, уже промерзшим дерном, до площадки подскока надо было пройти километров двенадцать. Радиостанцию разделили на несколько блоков и разобрали по рукам, один небольшой блок достался и Романюку, и он ни слова не сказал против. Мельников неожиданно дружески ткнул его кулаком в бок:

— Спасибо, лейтенант! В Кабуле с меня — бутылка "ватановки", — тут командир группы взметнул над головой правую руку с указующим перстом и добавил: — Качественной!

"Ватановка" — это популярная кабульская самогонка, которую варят из кишмиша, слава о ней идет, правда, не самая добрая — дерьмо, мол, но раз командир произнес слово "качественная", значит, не вся самогонка напоминает сорокаградусное пойло из дождевой лужи, пахнущее помоями и табачными чинариками, — значит, есть питие, произведенное в том же тазу, но только по утонченной технологии. От него помоями может даже и не пахнуть…

По узкой, влажной от растаявшей изморози тропе двинулись вниз.

С двумя остановками шли час, — лейтенант Романюк на себе ощутил, что спускаться с любой вершины, даже несложной, — дело более трудное, чем подниматься, и не только трудное, но и опасное, потом шли еще минут сорок и опять сделали привал, уже более длительный, с перекусом, собранным из оставшейся еды, — продукты у них были на исходе.

Еда, как показалось Романюку, могла встретиться и на каком-нибудь складе, на заплесневелой либо засыпанной угольной пылью полке, но надежда эта так и осталась надеждой, ни одна из каменных нор не содержала в себе продуктов, даже окаменевшего печенья, и того там не было.

— Ничего, мужики, — Мельников старался подбодрить своих подчиненных, — держимся пока, держимся, другого не дано. Придут вертолеты, еду привезут… Когда взлетим, наедимся досыта, до самого Кабула будем есть. Держитесь!

Погода той порой продолжала портиться. Откуда-то с высоты, из розовых небесных далей, освещенных за облачным пологом невидимым солнцем, начали потихоньку сползать слои плотного холодного тумана; сползая, туман крупными лохматыми стожками прилипал к камням, к тропам, если те вдруг возникали под ногой, к плоским влажным полянам…

Набивалось тумана в пространстве все больше и больше, всего через какой-то час, — ну, может быть, через полтора часа, — группа вообще перешла на воробьиный шаг, двигалась теперь очень медленно, стараясь точно ставить ногу, не промахиваться, сипела от нагрузки в жидком, очень противном, каком-то липком молоке, стонала и чертыхалась…

Ругаться было отчего — в горах вслепую ходить не положено, очень скоро можно сковырнуться и улететь вниз, с точкой приземления на том свете; Мельников двигался первым, на всякий случай он перекинул страховочный конец Морозову, тот хоть и был весом легче старшего лейтенанта, но скроен был ладно и сколочен крепко, поэтому мог удержать командира, если тот вдруг поползет в пропасть.

Скорость движения продолжала оставаться такой маленькой, что это обстоятельство вызывало невольную зубную боль. — и на точку подскока они выйдут с опозданием, и вертолеты могут, повисев в воздухе несколько минут, пустыми вернуться назад, в Кабул… Тут обязательно будут ныть зубы.

В семнадцать ноль-ноль, когда должны были появиться вертолеты, Мельников цыкнул на группу:

— Тихо! Замерли все!

Группа, остановившись под округлой, какой-то обсосанной скалой, словно бы та была сооружена изо льда, послушно замерла. Минуты через три туман затрясся, будто студень, послышался грубый хлопающий звук.