День полнолуния

— Он… — Тагильцев глухо закашлялся и, отдышавшись, продолжил. — Если вкратце, Миша, он объяснил мне, что мы с Леной уже встречались раньше, в других реальностях. Наши души созданы были друг для друга в каком-то… ну, высшем смысле, понимаешь? Но на ее душе лежит тяжкий грех — много-много сотен лет назад она совершила самоубийство. И потому ей не вырваться, если только…

— Если только что? — подался к нему Миша.

— Если только я сам не помогу ей. Он обещал провести надо мной один специальный обряд — опасный, тут редко кто на него соглашается. В процессе грани миров для меня размоются, и я получу возможность вывести душу Елены из темного царства. Если только… если только у меня хватит сил и упорства, чтобы это сделать.

— Ага, конечно, — возмутился Миша. — Ну вот что, друг мой любезный, это полный бред. Не знаю, как этот старик тебя убедил…

— Он меня не убеждал, — замотал головой Тагильцев. — Наоборот, отговаривал. Предлагал сделать так, чтобы я ее забыл. Но я отказался. Пойми, Миш, без нее и для меня жизни нет. Я сказал, что приду к нему один, и он пообещал, что поможет мне спуститься в темные миры. И там, если повезет, я смогу найти Елену. Если только… если только она сама согласится подняться наверх вместе со мной.

— Фигня какая, прости господи, — плюнул Миша. — Сань, ну ты умный мужик, сам посуди. Этот пень старый тебе голову задурил, опоил чем-то, обкурил. Ну какие темные царства? Да он шарлатан, который хочет тебя в свою секту заманить, вот и все.

— Нет, — покачал головой Александр. — Я видел, я сам видел. Он только помог мне переместиться в иной мир, а то, что там происходило, я видел собственными глазами.

— Угу, — скептически кивнул Миша. — Как в Москву вернемся, я тебе такой же фокус устрою. У меня кореш есть, он такую дрянь достать может, что хочешь увидишь. Мне самому приглючилось однажды, что я Одри Хепберн, гадом буду!

Александр едва слышно рассмеялся. «Ну слава те господи, вроде отходить начал, — подумал Миша. — Может, еще все не так грустно».

— Ты сам-то подумай, — усилил он атаку. — Чего они меня с тобой не пустили, а? Потому что ты для них — подходящая жертва, горе у тебя, депрессия, е-мое, нервное истощение, мать его. Тебя уболтать и напичкать херней — как два пальца. Другое дело я. У меня, брат, душевная организация, как у вон того стола. Дуб дубом, одним словом. Меня этими прибаутками не надуть. Вот они и сообразили, что лучше тебя одного окучивать, а меня подальше сплавить. Только дырку им от бублика, а не Шарапова. Думали, я там до седых яиц в их коридорах буду околачиваться — не вышло, на-кася!

Он сложил толстые, подернутые рыжими завитками пальцы в здоровенный кукиш и для наглядности сунул его чуть не в лицо растянувшемуся на тахте Тагильцеву.

— Короче, дело к ночи. Сваливать отсюда надо, Саня. И побыстрее, пока они еще чего не удумали, чтоб тебя окончательно добить. С Крюшоном нашим я уже поговорил, он хоть сейчас готов в дорогу. Давай по-быстрому собирать вещички и валить на хер.

— Я не поеду, — твердо ответил Александр, приподнялся и сел на тахте, сдавленно охнув от боли и сжав руками голову.

— Че, плющит? — сочувственно спросил Миша. — По всему видать, паленая у них наркота, раз отходняк такой дает. Саня, друг, ты не обижайся, но ты щас фигню несешь, не прочухался еще. Ты меня слушай, дядя Миша плохого не посоветует!

— Миша, остынь! — снова заговорил Тагильцев. — Я не поеду… Подожди! — Он остановил готового разразиться новой речью Грушина. — Я тебя прекрасно понимаю, месяц назад я и сам не поверил бы в то, что здесь происходит. Может быть, ты прав, а я в самом деле поехал крышей от всего этого… Но уехать сейчас я не могу. Я попытаюсь еще раз, последний. Понимаешь, жизнь Елены в руках у этого старика, а значит, перечить ему я не могу. Как бы я ни относился к нему, мне придется выполнить все, что он скажет.

— Угу, и загремишь насовсем, — скривился Миша.

— Может быть, и так, — решительно сказал Александр. — Я и сам не вполне понимаю, что мне предстоит. Но я видел такое, что заставило меня поверить в то, что я действительно могу ее спасти. Хотя бы попытаться.

— Ну, знаешь… — вскочил с места Грушин. — Ты как хочешь, а я отсюда валю. Я смотрю, если тут у таких серьезных чуваков, как ты, мозги плывут, мне тоже есть чего опасаться.

— Это ты верно решил, — кивнул Александр. — Я сам хотел тебя просить. Лама ясно мне сказал — я должен прийти к нему один, чтобы никто не ждал меня за порогом. Иначе он не сможет мне помочь. Так что уезжай, Миша!

— Э, нет, — заартачился Грушин. — Без тебя не поеду. Я, может, человек и не очень, но бросить тебя тут, этим волкам на съедение…

— Миша, я тебя прошу, очень прошу, — горячо заговорил Тагильцев. — Не оставайся здесь, не геройствуй. Мне действительно нужно сделать это одному. Я взрослый человек, это мое решение, и я несу за него ответственность. Уезжай, пожалуйста, не взваливай на меня еще и эту проблему — как тебя отсюда выгнать, — он снова бледно усмехнулся.