— Понял, понял… Никого не видел!.. — однако голос у него больно стал предвкушающим.
Чуял Огнезор: придется откупаться.
Хорошо хоть Храш не торговал одной и той же тайной дважды. Принципиальный он, гад, — Глава охотников за тайнами. Не зря Гильдмастер столько лет его терпит…
Молчание обошлось в десять новых лицензий да обещание — того самого пронырливого малого, чересчур уж бедового даже для охотников, пристроить к полезному делу (последнее, впрочем, скорей к взаимной выгоде).
Расстались, почти друг другом довольные.
Цена не так уж велика. Для начала…
Глядя в огонь, размышлял Огнезор с грустной иронией, что и недели не прошло, как он с храмовой девочкой повстречался, — а уже счета выставляют. За мимолетную тень счастья, которого и отведать-то не придется!
Смешно.
Только ему отчего-то не весело…
Тепло камина, мягкое кресло, уют и безопасность здешних, почти родных, стен исподволь делали свое дело — подтачивали стойкость, позволяя усталости овладеть им. Спать было нельзя, не сейчас… Он запрещал себе — и все же голова клонилась к груди.
Огнезор проваливался в сон.
Не свой — ЕЕ.
Как мужчина больше всего и боялся…
Но не было на этот раз ни встреч, ни разговоров. Да и в себя он пришел слишком резко — вскинувшись от пробравшего насквозь страха.
НЕТ! ЕЙ не должно было ЭТО сниться! Она НИКОГДА не должна была ничего такого вспомнить!..
Протяжный женский вопль разрезал тишину весенней ночи.
Не помня себя от тревоги, мужчина вылетел в коридор.
****
Девчонка давно уже к бородачу приглядывалась, незаметно пыталась подольститься то лишней кружкой похлебки, то зельем, а то и просто ласковым словом, чуя, что пригодится. И вот теперь пришло время…
— Храш! — окликнула шепотом, неприметным движением глаз указав на кучи бурелома, прячущие разбойничий лагерь от посторонних глаз. И, дождавшись от мужчины внимательного взгляда, потихоньку юркнула меж спутанных ветвей.
Неповоротливый, косматый Храш двинулся следом — куда заметней и громче, но до него-то как раз остальным дела не было: мало ли, нужда человека в лес погнала…
Девчонка, съежившись настороженным зверьком, поджидала его на краю зарослей.
— И что же ты сказать хотела, мелкая? — прищурил на нее бородач маленькие глазки. Может, для кого он и выглядел глуповатым, но ни один человек, действительно его знающий, на это бы не клюнул.
— Ульм, как выпьет, поговорить любит, — будто невзначай, обронила зеленоглазая, пройдясь по кустам настороженным взглядом. — Да и меня он вовсе не стесняется… — Она многозначительно примолкла, заставив Храша в нетерпении податься вперед.
— И? — не выдержал тот.
— Проболтался он как-то, что за серебрушки такие у него и мерзавца Граха на шеях болтаются…
— Продолжай, — бородач нахмурился.
— Монетка та зовется "лицензией второй степени" и открывает о-очень многие двери! А полагается она охотникам за тайнами…
Девушка замолчала, давая собеседнику возможность все обдумать.
— Что же ты такую ценную вещицу у него в постели не стащила? — нехорошо прищурился тот.
— Так он бы с меня первой и спросил! — зашипела зеленоглазая. — Воровства не прощают… игрушкам, пусть даже любимым… — она горько, как-то очень по-взрослому скривила губы.
Храш и сам отчего-то погрустнел.
— Чего же ты от меня хочешь, Лая? — вздохнул тяжело.
— Мне — лицензия Ульма, тебе — Граха, — жестко блеснули глаза девушки. — Я приготовлю сонное питье на весь лагерь, в котел с едой подмешаю… Мы с тобой особую травку пожуем, на нас не подействует… А когда остальные уснут — перережем им глотки. ВСЕМ, Храш! Останемся лишь мы с тобой, некому будет нас преследовать… За три недели доберемся в столицу, а там, коли Ульм не соврал, серебрушку нищему на воротах покажем, он направит, куда идти… Мы свободны будем, Храш! И каждый пойдет своей дорогой!..
Она выжидающе, без тени страха смотрела мужчине в лицо, зная, что жизнь ее сейчас в его руках. Коли донесет бородач главарю — умирать придется долго, в боли и унижении. Но если уж согласится…
— Почему же ты меня в это посвящаешь? — подозрительно спросил он. — Могла бы тоже своим питьем напоить…
— Ты всегда был ко мне добрее остальных, — повела зеленоглазая плечами. — Да и не… пользовался никогда.
— И что? — сверкнул Храш глазами. — Усыпила бы да бросила, а не звала, рискуя, в подельники!
Ее лицо вдруг потеряло злую решимость, стало растерянным, и оттого опять совсем детским.
— Я… не знаю, смогу ли… убить, — прошептала девушка, потупившись. — Никогда раньше…
Бородач зло выругался.
— Давненько руки чешутся Ульма на тот свет отправить! — сплюнул он в прелую листву под ногами.
Зеленоглазая криво, осторожно усмехнулась в ответ…
Храш выполнил свою часть сделки. Та ночь была кровавой и жуткой.
Ульму же, своему мучителю и наставнику, мужчине, научившему ее отвращению к чужим рукам пополам с гнусной похотью собственного оскверненного тела, зеленоглазая девочка горло перерезала собственноручно…
****
Чужая кровь, казалось, выжгла черные узоры на ладонях.
Илл'а кричала, скулила от ненависти и страха.
От кровожадной, злой радости.
От тошноты и брезгливого ужаса…
Никогда еще сон ее не был столь ужасен!