День середины лета

— Воля, конечно, твоя, леди… — голос Наследника теперь был совершенно равнодушным. — Однако, сыновий долг вынуждает меня предупредить, что всех подельников Амареша ждет эшафот. И уже очень скоро. Не тяни с выбором.

Не прощаясь, Илан быстро зашагал по коридору.

Его охрана двинулась следом. И лишь одна из черных теней, повинуясь тихому приказу, застыла возле сыплющей невнятными проклятиями женщины.

— Ты еще не победил, чтобы угрожать мне эшафотом, самонадеянный мальчишка! — донеслось юноше вослед. — Еще неизвестно, чьи головы уцелеют в итоге!

"Что ж, спасибо за поддержку, матушка! — с горечью хмыкнул он. — Но я уж постараюсь, чтобы МОЯ голова уцелела!"

Его руки тряслись и в кулаки сжимались от бессильной ярости.

И пока говорил он чуть позже с Гутором, и пока шли они все вместе (невиданное дело!), темные мастера и почтенные жрецы Богинь, по длинным храмовым ходам прямиком к столичным казармам, все вспоминалась Илану да вспоминалась мать. И отец еще, которого знал лишь по слухам — довольно мерзким слухам, если разобраться… И Амареш… И прочие, прочие… Дворцовые интриганы — мелкие да покрупнее. Каждый из которых стоил другого…

"Кем же вообще надо быть, — готов был кричать он, — чтобы сейчас, даже перед лицом страшной угрозы со стороны чужаков, лишь о собственной власти и выгоде думать? Чтобы продаться им с потрохами, да людей своих продать, да свою землю? И за что? За потертое сиденье в Тронном Зале?.."

С этих слов он и начал свою речь перед хмурыми недоверчивыми солдатами в казарменном дворе.

И не испуганного юнца-раздолбая увидели перед собою воины той ночью. Наследник был сдержан, суров и холоден. Говорил веско и коротко, словно резал, рубил словами стылый предрассветный воздух, заряжая людей вокруг какой-то тяжелой горечью — но и решимостью тоже. Решимостью все изменить… И не казался он больше никому бесполезным мальчишкой — это был Император, молодой, но исполненный силы. Готовый вести за собою…

Потому-то и пошли за ним.

Ему поверили.

* * *

Печати подчинились Гильдмастеру с внезапной легкостью: лишь дрогнул воздух в узком дверном проеме, скребнул по нервам стылым ветерком — и пропустил, не спеша испепелять нарушителя. Общий Дом был тих, чуточку запылен — но, странным образом, как будто рад визиту. Все в нем застыло, замерло в той ночи, когда ушли хозяева: брошенные книги на прикроватных столиках, оброненная в спешке на пол одежда, недопитое вино в кубках, недочищенные котлы на кухне, надкушенные и зачерствевшие пироги в ученической спальне… Теплые стены дышали покоем и, наверное, даже уютом. Словно той кровавой ночи вовсе не было! Словно не случалось здесь никогда и ничего ужасного…

И лишь поломанная мебель да ковры в подозрительных бурых пятнах говорили об обратном. Еще — разбитое окно в галерее, кинжал в черных пятнах на лестнице, горелые разводы и копоть под дверью архива…

Крохотные, не сразу и заметные, свидетельства чьей-то смерти…

А вот трупов-то как раз нигде не было! И это пугало по-настоящему.

Потому что тела должны быть, Огнезор это точно знал! В спешке боя тогда никто не успевал озаботиться погребением мертвых…

Но, похоже, сам Дом избавился от всего лишнего…

Прекрасное напоминание о том, что эти стены, стены одного из легендарных древних Храмов, — ровесники самим корням столицы — катакомбам! И печати старинной защиты совсем недавно пробудили их от тысячелетней спячки…

Впрочем, Гильдмастеру Общий Дом не показался враждебным. Наоборот — веяло от него каким-то спокойным дружелюбием, обещанием защиты и отдыха… Даже уходить уставшему мужчине не хотелось!

Но пришлось…

А вот от Императорского Дворца, напротив, несло запустением. Настоящим, сырым и затхлым. Шуршащим неприятным эхом, выстоявшимся в пыли и плесени, подвально-кладбищенским.

Мертвым…

Огнезор и припомнить не мог, когда еще здесь было так пусто и мертво. Нет, происходило, конечно, в этих стенах всякое! Не раз становились они пристанищем для хмурых, усталых солдат и генералов в мятых, запятнанных кровью и грязью мундирах. Или заполнялись деловою суетой да суматохой: важными министрами, хитрыми делками, чиновниками с бегающими глазками и дерганными лицами… А то вдруг превращались в место шумное и срамное — место гульбищ, оргий, безудержного обжорства да пьянства, где полуголые девицы и столь же неодетые юнцы с визгом и гиканьем носились мимо невозмутимой охраны да прячущихся по углам лакеев. А после вновь шелестели пышные наряды лживых чопорных придворных — и блеск сотен свечей отражался в позолоте залов да сверкании драгоценных камней…

Дворец всегда был многолик — но всегда наполнен жизнью по самые своды.

Теперь же он напоминал покинутый склеп.

Или, уж если по запахам судить, пустую конюшню…