День середины лета

Тяжелые капли изредка стучали по матерчатой крыше, лениво стекали по бортам, сливались потихоньку в грязную лужу под колесами. Илл'а зябко куталась в плащ, с тоской наблюдая, как ловко вертит парнишка-ахар, самый младший из ее спутников, пушистыми пятнистыми шкурками перед носом покупательниц. И успевал же, негодник, показать так, чтоб и мех не намок, и глазки двух тучных кумушек загорелись жадностью! Талант у мальчишки явно! А отец из него все охотника лепить пытается, э-эх…

Торговля шла бойко, а потому отдохнуть в тепле Илл'е еще долго не светило. Оттого и тосковала она, да понемногу злилась — но поделать ничего не могла. Деньжата ахарам нужны, а в предгорных поселениях дальше к северу добытчиков зверья и своих хватает, выгодно мех не продашь.

Колокола в храме зазвонили в полдень, хотя должны были проснуться лишь к вечеру. Звонко и радостно пели, будто венчальные. И народ застыл, замер на миг, прислушиваясь к звону, недоумевая, переглядываясь.

А позже и вести пришли, пробились из города, подхваченные от герольда на главной площади, заботливо принесенные праздничной толпой новых ярмарочных покупателей:

"Свершилось! Императорский камень на храмовом алтаре засветился золотом! Наследник коронован! Да здравствует молодой Император!"

И, слыша это, Илл'а улыбалась сквозь слезы.

— Удачи тебе, Илу, — тихо повторяла она. — Ты справишься, я верю. Удачи…

Всю ночь вокруг кипело гуляние: пылали костры, плевались от влаги искрами. Плясали горожане и пришлые. Лилось в глотки кислое северное вино, плескались в чашах крепкие настойки на лесных ягодах и горных травах.

За тонкими стенками кибитки орали и пели. Лошади испуганно ржали. Ахары ворчали, проклиная шумных имперцев, не дающих спокойно выспаться. Илл'а беспокойно вертелась, то проваливаясь в неуютную дрему, то резко вскакивая. Чудился ей сквозь пьяные вопли тихий шелест шагов совсем близко, темный силует снаружи за ненадежной полотняной преградой, чей-то внимательный взгляд… И она вновь и вновь выглядывала в страхе из повозки, чтобы опять увидеть только тени от горящих в стороне костров…

А наутро обнаружилась записка — плотная дорогая бумага, столбец незнакомых узорчатых символов, которые почему-то Илл'а с легкостью прочитала.

"Мы присматриваем за тобой", — было там написано.

Тайным языком Гильдии. Рукою темного мастера…

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ. ПРОШЕДШЕЕ И ГРЯДУЩЕЕ. ПЛЕМЯ

Ахарская Долина была такой же — и не такой, как Илл'а помнила. Все те же вековые сосны и отвесные скалы в гибких зеленых стеблях дикого винограда и колючей ежевики. Та же каменистая крутая тропа, тот же шумный ледяной ручей… Но вот домишек из шкур стало больше: они расплодились, как грибы, облепив все тесное пространство между склонами. Разрослись ввысь, и вширь, а порой — и в глубину твердого грунта, словно землянки имперских лесорубов, а не шатры вольных ахарских охотников. Обзавелись каменными уличными очагами и крохотными палисадничками с кустиками земляники да разномастной съедобной зелени… Словом, раздобрели от сытой спокойной жизни, потучнели, как и их слегка обленившиеся хозяева.

Долина процветала — и все меньше семей уходили отсюда на лето. Все неохотнее срывались ахары на промысел к ледяному морю, или в горы узкими охотничьими тропами. Зато с радостью нанимались провожать группки паломников к отстроенному десятилетие назад Северному Храму. Или брались охранять караваны к дальним торговым заставам у Волчьего Перешейка, куда везли имперцы муку, и вино, и ткани, получая от северян взамен пушнину, оленьи рога и редкие минералы.

Большой мир изрядно переменился за прошедшие годы — и крохотный здешний мирок тоже не сумел остаться прежним.

Не изменилась только его слепая Хранительница.

Она была все те же воплощенное величие и древность. Все так же поджимала сурово губы, сводила брови, не скрывая раздражения в голосе:

— Не больно-то ты домой спешила, Лая!.. — первое, что сорвалось с ее губ при встрече.

— Но все же я вернулась… — возразила девушка.

И таким знакомым искренним облегчением, тщательно скрываемой радостью повеяло в ответ от несгибаемой Иши, что Илл'а только теперь до конца осознала: и вправду вернулась! Она дома! Действительно дома!

И даже давящее ощущение слежки, не отпускающее прежде ни на миг, здесь, в Долине, лопнуло, исчезло, будто отрезали. Не было больше навязчивого присмотра Гильдии! Впервые за много месяцев юная жрица чувствовала себя в безопасности.

Здесь она не казалась сама себе чужой. Здесь и для нее было место.

Нашелся и лежак в Общем Доме, и теплое местечко у очага, и сундук ее собственных вещей, бережно хранимый Ишей все эти годы…

Нашлась сестра — постаревшая, чуть настороженная, но оттого не менее родная.