День середины лета

Его взгляд стал внимательным и грустным.

— Может быть, — согласился он тихо. — Ты… Или я… Мы никогда не узнаем точно…

От этого-то "никогда" Илл'а и проснулась. Расстроенная, растерянная — но в глубине души очень и очень злая.

"Еще посмотрим на твое "никогда"! — думала она, мрачно разглядывая сухие пучки трав над лежанкой. — Если это только сон, то я ничего не теряю. Но если нет… ты так просто от меня не избавишься, господин Гильдмастер! Слово проклятой Насмешницы, Богини и дьяволы нам с ней в помощь!.."

Еще три дня и три ночи зрели в ней эти мысли, три дня и три ночи росла злость да решимость — и все это время Илл'а не видела во сне ни комнаты с витражами, ни Эдана.

На четвертую ночь он появился — усталый, молчаливый, издерганный. Без слов притянул девушку к себе, закрыл глаза, застыл в каком-то оцепенении.

От него отчаянно пахло гарью и кровью.

— Что стряслось? — нарушить молчание лекарка решилась не сразу.

— Бои под Эн-Амарешем… — неохотно выдавил он. — Последний оплот мятежных лордов. С ними темные мастера, несколько высших чинов и… все их младшие подмастерья… птенцы совсем… Впрочем, неважно… — он оборвал себя, сжал Илл'у крепче. — Все неважно сейчас, моя храмовая девочка… Хорошо, что ты не здесь… Ты в безопасности…

Так они и стояли, безмолвно вцепившись друг в друга, минуты или часы до рассвета — время во сне идет совсем не так, как в реальности.

А проснувшись, Илл'а была полна холодной решимости. Она больше не хотела, не могла оставлять его одного ТАМ, в том кровавом кошмаре. Не хотела прятаться, даже не попытавшись что-то сделать…

Но… ей отчаянно нужна была помощь наставницы.

На душе было мрачно и муторно настолько, что, казалось, весь мир должен был почувствовать Илл'ыно настроение и подстроиться. Но нет!

Вокруг все сияло и радовалось! Солнце светило вовсю, заставляя жмуриться. Морозец мягко покусывал щеки, под ногами скрипел снежок. А в стойбище царила какая-то особенно воодушевленная суета. Детвора устроила яростный снежный бой прямо на пороге Общего Дома — и никто не хватал сорванцов за уши, никто не окорачивал грозными окриками. И сами взрослые порой вступали в баталии, а затем, набегавшись вволю, хохотали раскатисто молодые охотники, вытряхивая снег из бород и воротников, да тоненько вторили им девушки, отчаянно стреляя глазками… Отовсюду неслись звонкие голоса, дразнили нос дюжины вкусных запахов…

Илл'а с удивлением озиралась вокруг — и лишь завидев на площадке у шатра Хранительницы огромную кучу хвороста да украшенный лентами высокий столб, вспомнила: сегодня же последний день осени! Завтра Первый День Зимы — и первый день нового года!

Но не радость, а только досаду вызвала в ней эта мысль. Ведь теперь разговор с Ишей точно откладывается! Не до Илл'ыных бед в такой праздник Хранительнице!..

Гуляния, казалось, тянулись бесконечно. Ахары жгли костры, плясали, пировали — а девушка не находила себе места. Впервые после возвращения в Долину Илл'а не чувствовала себя здесь спокойно. Металась от стола к столу, выдавливая из себя фальшивую улыбку для соплеменников. Пялилась в огонь большого праздничного костра, прячась в тени шатров, подальше от веселых парней, так и норовящих утащить ее в танцевальный круг. Крутилась у котлов и чанов для мытья посуды, хватаясь за любую работу. Кого-то лечила — от перепоя, ожогов, синяков, вывихнутых лодыжек и еще полудюжины травм да хворей, которые так охотно цепляются к весельчакам на подобных безудержных гуляниях… Кого-то отчитывала, отводила домой, наводила сон, чтобы успокоить самых буйных…

Так прошла ночь, занялся поздний зимний рассвет, встреченный счастливыми воплями самых стойких. А Илл'а, полностью обессилев, опустилась, где стояла — прямо в снег у порога Ишиного шатра.

— Не сиди на холоде, глупая! — послышалось изнутри ворчливое. — Заходи уж! Я же чувствую: со вчера еще всё сюда тянешься!

Девушка не заставила себя долго упрашивать — и уже через пару минут грела у очага воду для душистого травяного чая, который так ценила ее наставница.

— Ну, с чем пожаловала? — принимая горячую кружку, снизошла до вопроса та.

И, хотя весь вчерашний день придумывала Илл'а, как бы свою просьбу преподнести помягче, чтоб не отказали, в ответ почему-то выпалила прямо:

— Верни мне память о прошлой жизни, Иша!

В шатре надолго воцарилось молчание.

— Я могу вернуть… — наконец, заговорила старуха, и голос ее прозвучал устало, — но не память. Невозможно помнить о том, чего с тобою не было. Вторая часть души, Лая — вот что это такое… Но… ты уверена, что действительно хочешь этого? Что это не пустое любопытство? Племя принимает тебя такой, как есть. Живи себе в удовольствие! Чужие воспоминания о другой жизни… и смерти, ставшие вдруг твоими, и с ума свести могут! Стоит ли тень, давно похороненная в прошлом, такого риска?

— Я и так уже чувствую себя безумной, Иша, — горько усмехнулась девушка. — Не понимаю, где реальный мир, а где кошмары, где я, а где кто-то другой… Я словно разбита на кусочки — и больше всего хочу опять стать цельной!