День середины лета

— Что с твоими руками, Алим? — прервал старик ее безумную исповедь. — Ты нуждаешься в срочном исцелении!..

— Ты не слушаешь, — скривилась она. — Никто не слушает, когда я говорю о своей вере…

— Твое право верить в то, во что хочется… — теперь он уговаривал ее, как ребенка. — Я не буду проклинать тебя или читать проповеди. Просто немного полечу твои раны…

Целительное тепло защипало ей кожу, затянулись опаленные порезы — но остались уродливые шрамы, не давая гнуться пальцам, как прежде.

— Странно, — хмуро разглядывал их Гутор. — Почему я не могу завершить лечение?

— Не бери в голову, святой отец, — губы Милы дрожали от досады на собственную глупость. — Это цена за мой маленький опыт и беспечность. Стоило внимательней изучать старинные записи Плетельщиц…

— Ты доведешь себя до беды, Алим, — настоятель не мог сдержать тяжелого вздоха.

— Я чужая здесь. Так есть ли тебе до того дело?..

— Не столь уж и чужая, — возразил старик мягко. — Какой бы ни была ты за этими стенами, но здесь всегда верно служила Храму. И, несмотря ни на что, за эти годы была добра ко многим…

— Я не была добра, настоятель! — перебила она пренебрежительно. — Я лишь играла в милосердие, ибо здесь так положено. Точно так же, как играю каждый раз в жестокость, выполняя работу для Гильдии… Но, по сути, Гутор, я давно уже не знаю разницы. Мне одинаково безразлично и то, и другое — таков уж путь моего безумия. Это еще одна причина запереть меня в этих стенах. Для равновесия… Огнезор боится, что, забери он меня, я слишком войду в роль палача. Он видел уже одаренного, свихнувшегося на изощренной жестокости, — и вряд ли жаждет повторения…

— Тогда он, несомненно, прав, удерживая тебя в этих стенах.

— Значит, мне не следует поскорее убраться из Храма? — спросила Мила с откровенным удивлением.

— Я знаю, чем грозит безумие одаренных, жрица, — Гутор хмуро покачал головою. — Пусть здешние целительные своды и дальше держат тебя… К тому же… у меня ушло много лет, чтобы понять, кто ты есть. Не хочу начинать с кем-то другим заново.

— Ты мудрый человек, отец-настоятель.

— Я сам объявил не так давно о вашем прощении. Негоже мне теперь изгонять вновьпрощенного из Храма… Однако… — смена тона Паучихе не понравилась, — я хотел бы знать, что случилось с твоей девочкой. Кому бы ты сама ни служила, но Илл'а была и есть под опекой Храма. Она принадлежит этому месту, а не тебе, Алим! Я хочу быть уверенным, что с нею все в порядке.

— Она никогда не принадлежала Храму, Гутор! — возмущенно вскинулась от его слов женщина. — Илл'а лишь пряталась здесь до поры до времени… Теперь время пришло, святой отец. Забудь о ней! С ней все будет в порядке.

— Но она не вернется? — голос старика стал почти неприязненным.

— Не вернется, — кивнула мастер. — Ее судьба всегда была за этими стенами…

— Ее судьба там, где она сама выберет, Алим! Даже Плетельщица ничего не сможет сделать с этим! Хорошего тебе дня, жрица!

Его гнев удивил Паучиху. Она и подумать не могла, что сам Гутор будет пропажей Илл'ы обеспокоен! Чего же еще она о своей воспитаннице не знает?..

— А я уже все сделала, отче, — зловредно буркнула закрывшейся двери Мила, малодушно радуясь, что не пришлось говорить это Гутору в лицо.

Неприятностей на сегодня ей и так хватало.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ. УБИЙСТВО И УБИЙЦЫ: НЕЗВАНЫЙ ГОСТЬ В ПОКОЯХ ГИЛЬДМАСТЕРА

Весь следующий день Илл'а чувствовала себя рассеянной и слабой. Странное недомогание мучило ее, но девушке совестно было перед Мораном, а потому никак она не решалась, сославшись на хворь, позволить себе минуту отдыха. Аптекарь то и дело поглядывал в ее сторону, внимательно, но, кажется, вполне довольно — а горка слабеньких колечек-амулетов в корзинке перед Илл'ой все росла и росла. Костяные, деревянные, медные — они стоили гроши и могли всего лишь ненадолго обездвижить покусившегося на чужое здоровье да имущество, зато охотно, во множестве раскупались небогатым столичным людом. Должно быть, Гильдия неплохо зарабатывала на такой, казалось бы, ерунде. И казне польза, и ученики при деле…

Почему-то размышления о схожести порядков у темных мастеров да при Храме не представлялись больше юной жрице кощунством. Ее прежний страх после всех потрясений вчерашнего дня притупился, и теперь даже стыдно было за свое непрактичное безрассудство. Что там настоятель говорил насчет суеверной глупости? В конце концов, всю жизнь она провела бок о бок с темным мастером, и вполне могла убедиться, что Алим такой же человек, как и прочие.

Ну, почти… Не считая странностей. И нрава дурного. И, порой, излишнего цинизма…

Но во всем остальном была наставница образцовой жрицей: всякое дело исполняла добросовестно; с пациентами вела себя строго, но не брезгливо; исцеляла, обучала послушниц. Да и о воспитаннице своей в меру сил заботилась… Ведь не зря все-таки отец Гутор людям Гильдии прощение провозгласил, о чем с нынешнего утра вся столица гудит без умолку? Он-то, не чета Илл'е, человек многоопытный и мудрый.