День середины лета

— И они могут быть весьма полезны, как видишь! — Огнезор с трудом сдерживал ярость. — Слава, найди мне эту крысу! — повернулся он к невозмутимой злючке. — Приказ будет оформлен до утра. Заодно с ребятами Ледогора столицу с предместьями прочешете! Не думаю, что ЭТОТ, — он с досадой указал на покойного, — был единственным, кого успели обратить Взывающие… Огнеглав, организуй на выезде из города посты из сильных одаренных! Может, поймаем кого, если еще не сбежали… И позаботься, чтобы к полудню каждый в этих стенах, от ученика до высокого мастера, был проверен на посторонние воздействия! Мечеслов, напиши приказы! И да, с завтрашнего дня всякий, пойманный без охранного амулета, будет объявлен предателем и каре подвергнут соответственной! Уж донеси это до своих вояк, Ледогор!

— Как скажешь, — уныло кивнул гигант. И поспешил сбежать, не прощаясь.

— Все могут быть свободны, — холодно возвестил Огнезор.

Мечеслов кивнул и с достоинством направился восвояси. Засиживаться старику было некогда: к утру предстояло исписать не один плотный лист с вензелями. Огнеглав рыжим вихрем умчался исполнять приказы. Слава же не сдвинулась с места.

— Илан… — повернулся Гильдмастер к юноше.

— Что, и для меня приказ есть? — шутливо удивился тот.

— Иди спать, — устало попросил Огнезор. — Завтра еще на торжественном собрании комедию ломать полдня. Там я тебе не помощник…

Безумная ночь подходила к концу. Тело уволокли в свои подвалы двое лекарей-подмастерьев. Перепуганный ученик-второгодка пытался оттереть кровавые следы с мозаичных плит, с отчаяньем посматривая то на Гильдмастера, то на ворсистый ковер в бурых пятнах. Огнезор и без этих взглядов знал, что дорогущему ковру пришел конец. Коли так и дальше пойдет, впору полы песочком посыпать, как в Тренировочных Залах…

— Веселая выдалась ночка… — нарушила его мрачные раздумья Слава.

Казалось, она все порывается что-то рассказать, но каждый раз себя одергивает.

Впрочем, мужчине сейчас было не до ее странностей.

— Я был уверен, что уж здесь-то безопасно, — со вздохом признался он. — Недооценили мы, выходит, Взывающих. Эти везде найдут и пролезут…

— Значит, спрячь Илана там, где не найдут, — пожала Слава плечами так спокойно, словно не было на свете ничего проще.

— Легко сказать! — хмыкнул Огнезор с неожиданным, чуть нервным весельем. — Если исчезнет он на все оставшееся до коронации время, наверняка слухи пойдут: мол, наследник мертв, а на трон Гильдия самозванца посадить хочет!.. А если во Дворце оставить, то, как ни охраняй, рано или поздно доберутся… Хотя знаешь… — вдруг задумался он. — Устроим-ка мы Его будущей Божественности, скажем… познавательную поездку по Империи. Доедем со всей помпой до Крама, а оттуда потихоньку затеряемся. Будем иногда показываться то в том, то в другом городишке, каждый раз неожиданно и в разных концах Империи, устраивать прием или инспекцию… Заодно местную знать привлечем… Как думаешь?

— Думаю, тебе просто на месте не сидится, — ворчливо отозвалась Слава.

Но, странное дело, показалось Огнезору, что его решением покинуть столицу почему-то была злючка довольна…

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ. УБИЙСТВО И УБИЙЦЫ: ИСТОРИЯ С КВАРТИРАНТОМ АПТЕКАРЯ

Странное беспокойство накрыло улочки Небесного города — горячечное, нервное, выжидающее. Хоть не прошло еще и семи дней с пышнейшего погребения, и полоскались еще на ветру, барахтались в весенней, горькой солью пахнущей, пыли траурные ленты да стяги; и не умерли еще на ступенях Императорского родового склепа лепестки благородных фиолетово-серых лилий, столь лелеемых прежде в дворцовой оранжерее, — а забыт уже был венценосный покойник, ибо новые чаяния, новые дела и слухи занимали теперь умы столичных жителей.

Как ни пряталась Илл'а от мира — а достигало кое-что и ее ушей.

Трепалась, гремя на кухне посудой, приходящая Моранова служанка: о том, что рыба на рынке расти в цене стала, ибо боятся лодки в море выходить — четыре уже за прошлое семидневье сгинули. Да и средь матросов страх поселился: говорят, пропадает народ без следа прямо с корабельных палуб. До сих пор на волны, пиратов, хищных тварей морских грешили — но вчера сгинувший три дня назад муж Жарутки Голосистой, рыбной торговки, воротился: жив и телом здоров, да только не при себе словно… Говорит, ходит, работу делает — а глаза пустые, жуткие… Не иначе, море его душу забрало!..

Плакался, стараясь выторговать лишнюю монетку, ушлый проныра-лоточник, у которого покупал аптекарь уже много лет морскую соль, рыбий жир, водоросли для притираний и зелий, деревенскую сивуху для настоек, толченый мел для пилюль и пудры, свечной воск и дюжину прочей мелочи. Говорил: сложно стало честному человеку из города выбираться. На воротах уж который день сильная стража бдит, всякого проверяют, перетряхивают — да еще и темный мастер собственнолично в каждый короб нос сует…