Как-то раз Вася подал директору идейку: открыть на рынке областного центра свой павильончик и продавать там продукцию, произведенную в хозяйстве. Баянчику идея понравилась, тем более, что Вася брался все организовать сам. Вскоре он доложил: павильончик есть, реализатор — надежный, опытный человек — найден, пора везти продукцию. И дело пошло. В Новозаводск раз в неделю Вася отвозил подсолнечное масло, мясо, овощи, муку, крупы, мед, а оттуда привозил деньги и отчет реализатора. Директор так полюбил Васю, что стал доверять ему как самому себе. Червоненко самолично распоряжался на ферме, давал указания, сколько бычков и свиней забить, сам взвешивал мясо. Сколько хотел, столько и брал продуктов — кладовщица его не контролировала, да и чего контролировать жене собственного мужа? Она только «подмахивала» задним числом накладные, которые он ей подсовывал.
Как-то раз Вася усадил возле себя свой возлюбленный Валяночек (он называл ее только так и не иначе) и попросил совета: я, дескать, хотел бы купить машину, как ты на это смотришь? Жена была в восторге. Нашли покупателя на его дом, продали, сами переехали в Валькину хату. Деньги получили неплохие, но Вася не хотел покупать дешевую «тачку», замахнулся, как минимум, на новенькую машину южнокорейского производства. Где взять нужную сумму? Дело уладила Валька. Намекнула бабке Матроне о семейных проблемах, и та с радостью согласилась помочь, попросила продать ее хату и отдать деньги Васе на автомобиль.
Так и сделали. Расстаться пришлось и с большей частью своего подсобного хозяйства: под нож пошли корова, бычок, два поросенка и несколько десятков гусей. Две тысячи долларов, которых все еще не хватало на «Шкоду» (теперь Васе уже хотелось «Шкоду»), Валентина заняла в бухгалтерии агрофирмы и у своей подруги — местной бизнесменши. Семья готовилась к радостному событию: вот-вот во дворе появится новенькая легковушка.
И вдруг однажды Вася не пришел домой ночевать. В конторе, куда наутро пошла Валька, никто ничего не знал. Не появился он и на другой день, и на третий, и через неделю. Как раз в это время бухгалтерия хозяйства обнаружила много «липы» в Васиных отчетах, было еще и серьезное подозрение, что он сильно занижал вес мяса и других продуктов, которые отвозил на реализацию в областной центр. Кинулись туда — павильон закрыт, реализатора никто из хозяйства, кроме Васи, в глаза не видел и не имел понятия, где его искать.
Валентина поехала в тот город, откуда Вася прибыл в село. Адрес его прежнего места проживания имелся, тем более, что муженек даже не удосужился прихватить с собой паспорт — он остался у Валентины.
На ее звонок дверь открыл симпатичный молодой мужчина.
— Кого вам?
— Где Вася Червоненко? — спросила она, забыв даже поздороваться.
— Я — Вася Червоненко, а что? — ответил мужчина, сладко улыбаясь. Сероглазая, курносенькая женщина ему понравилась.
Валька оторопело смотрела на хозяина квартиры и ничего не могла понять. Потом, кое-как овладев собой, протянула ему паспорт. Мужчина взял, полистал.
— Да, это моя «ксива». Только фотография чужая. Я потерял паспорт несколько лет назад. Уже давно новый получил.
Через пару месяцев Вася дал-таки о себе знать — прислал письмо своей «жене». «Извини за шутку, — писал он. — Я с радостью вспоминаю нашу совместную жизнь, ты была чудесной супругой. Директору вашему Митру Петровичу низко кланяйся от меня. Так же и бабке Матрене, дай ей Бог здоровья. Реализатора не ищите, то была моя настоящая жена, мы сейчас находимся с ней далеко, аж в Средней Азии. Спасибо, Валеночек, за все. Боже, как ты тогда, на нашей свадьбе, хорошо танцевала…»
Вот такая была у Вальки любовь. Дорого она обошлась ей — с работы выгнали, два с половиной года гнула спину за долги. Да еще и бабка Матрена от переживания вскоре отдала Богу душу, пришлось хоронить. А сколько сил и нервов потратила, чтобы восстановить свою девичью фамилию и отвадить настоящего Василия Червоненко, который считал, что коль они расписаны, то и должны жить одной семьей…
Глава 8
Весь остаток ночи Пал Саныч Байстрюковский тщетно пытался согреться, вливая в свое продрогшее нутро липкую наливку и носясь, как угорелый, из угла в угол сырого погреба. Он был близок к панике и не знал, что делать. Единственный путь к спасению — сдаться на милость Гальки — казался ему совершенно не приемлемым. Он считал, что лучше умереть, лучше быть заживо похороненным в этой холодной могиле, чем попасться в руки разъяренной жены.
Пал Саныч внутренне уже смирился с мыслью о скором и мучительном конце, как вдруг в дверь негромко постучали. Инстинктивно Байстрюковский бросился в угол погреба, чтобы спрятаться за банками с морсом. Но тут опять послышался стук, а затем кто-то сдавленным шепотом произнес:
— Пашка, это я! Слышь? Открой!
Директор затаил дыхание: кто же это мог быть? Голос знакомый, очень знакомый…
— Пашка, да открывай же ты! Галька в хате!
— Петро, ты, что ли? — откликнулся Байстрюковский со своего схрона.
— А кто же еще! Быстрее открывай!