День цезарей

– Я направила его смотреть за домом Семпрония, – Домиция улыбнулась с лукавинкой. – Ведь ты наверняка попытался бы увидеться со своим сыном или с центурионом Макроном, верно? Ты довольно быстро выследил и разделался с людьми Палласа, но Аттал подготовлен лучше, а потому ему удавалось следовать за тобой незамеченным.

– Вот как? Тогда зачем ты подсадила его мне на хвост? Зачем вы пеклись о моей безопасности? Особенно после того, как я отказался участвовать в ваших тайных делах…

– Ну, а сам ты как думаешь? Мы знали, что Паллас стремится привлечь тебя на свою сторону. Догадывались и о том, что в случае отказа он поставит себе целью погубить тебя. – Домиция скрестила на груди руки. – Похоже, мы оказались правы.

– Тогда почему было не прийти мне на помощь, когда я нуждался в укрытии?

– А потому что не было уверенности, что ты эту помощь примешь. Ведь в прошлый-то раз ты ее отверг. И я сделала вывод, что лучше будет дождаться, когда ты сам обратишься к нам. Так сказать, добровольно, а не под давлением. А затем на обстоятельства повлиял пожар – и вот теперь ты здесь. Ничего. Главное, что ты сейчас в безопасности. И можешь оставаться здесь столько, сколько посчитаешь нужным.

– То есть пока не надумаю примкнуть к тебе и твоим сторонникам? – усмехнулся Катон.

Домиция пожала плечами.

– Это решать тебе, Катон. Разумеется, я бы этого хотела. Но поскольку ты скрываешься и объявлен в розыск за убийство, думаю, тебе действительно имеет смысл присоединиться к нам.

– Я невиновен. Обвинение в убийстве сфабриковал Паллас.

– Убеждена в этом. Вопрос в том, как довести это до всех остальных.

На минуту Катон прикрыл глаза, чувствуя, как сердце вновь обручем сдавливает отчаянье.

– Мне нужно, очень нужно найти человека, убившего сенатора Граника. И заставить его сознаться.

– Понимаю. Но это не так-то легко. Конечно, будь императором Британник, его наверняка получилось бы уговорить оправдать тебя. И снова ты мог бы зажить в мире и спокойствии, – Домиция смешливо улыбнулась, – насколько уж это позволяет твой род занятий. Ты хотя бы не прятался, как обыкновенный преступник, в страхе оглядываясь, не крадется ли кто следом. У меня и самой есть сыновья, которые воспитываются в загородном имении. Я представляю, как ты переживаешь разлуку со своим.

– Луций, по крайней мере, в безопасности, – стараясь не выдавать волнения в голосе, сказал Катон.

– Я знаю. Более того, уверена, что сестра его няньки присматривает за своими постояльцами как надо.

Сердце Катону кольнула льдистая игла.

– Откуда ты прознала?

– Все достаточно просто. Аттал у меня в услужении не один. Есть еще человек, который посматривает за твоим другом Макроном.

– За ним кто-то шел следом?

– Если ты о людях Палласа, то, по всей видимости, нет. Луций в достаточной безопасности. И судьбу можно возблагодарить хотя бы за это.

Немного утешало то, что дотянуться до сына у Палласа коротки руки. Но заниматься воспитанием мальчика самому, находясь в бегах, нет никакой возможности. А пока не выслежен истинный убийца и правда из него не выжата, он, Катон, так и остается бесправным беглецом. Уже начинала вырисовываться безрадостная картина, что любые поиски тщетны. Волей-неволей подумывалось, а не встать ли действительно под эгиду Домиции и ее сообщников. Целят они, безусловно, высоко, а потому велик и риск, но в случае выигрыша ему, как стороннику, причитался бы изрядный куш, не говоря уж о том, что он станет чист по всем статьям. Впрочем, сначала необходимо многое вызнать…

Упорный взгляд Катона возвратился к Домиции.

– Значит, Луцию действительно никто не угрожает?

– В смысле из наших? – переспросила она после некоторой паузы.

– Да, ваших.

– Ну а как же иначе. За кого ты меня принимаешь, Катон? Я и мои друзья хотим положить конец самовластному правлению наследных деспотов, чудовищ вроде Калигулы, или, что одинаково худо, глупцов вроде Клавдия. Я боюсь, что Нерон окажется таким же тираном и безумцем, каким был его предшественник, и тому уже есть свидетельства. Рим попросту не может себе позволить еще одного такого императора. Британник – опасность несравненно меньшая. Он понимает, что императорская власть должна быть ограничена и что Риму при первой же возможности следует снова стать республикой. Цель нашего дела – положить предел неограниченному самовластью деспотов и вернуть власть в руки сената и римского народа. Неужто ты не поддержал бы такое начинание, Катон? Из того что я о тебе знаю, ты желаешь этого не меньше, чем я. Или я заблуждаюсь? – Она вздернула бровь.