День цезарей

Обдумывая ее слова, Катон как мог сохранял невозмутимость. Он действительно не страдал особой любовью к власти, навязанной Риму Августом[37]. Однако не внушали доверия и аристократы, что правили Римом до него. Именно их ошибки и голые амбиции привели к кровавым распрям среди военачальников, за спинами которых Октавиан, утвердившись в Риме, присвоил себе титул «августа»[38]. Кто может поручиться, что вся эта пагуба не произойдет снова, если на престол взгромоздится Британник и заявит об отмене принципата[39] и передаче власти обратно сенату? Однако в данный момент будущность Катона и его сына, похоже, и впрямь зависела от успеха Британника, Домиции и ее компании заговорщиков.

– Ну а как я могу быть уверен, что у вас приличные шансы на успех?

– Слова «уверенность» в политике не существует. Могу лишь сказать, что мы как могли готовили почву, и на одно это у нас ушло несколько лет. Но она подготовлена. Все фигуры кропотливо расставлены, и теперь мы лишь ждем нужного момента, чтобы перехватить власть.

– И когда же этот момент настанет?

– В день, когда Британнику исполнится четырнадцать.

Ну да. Традиционно это и есть возрастной рубеж, когда человек из детства переходит во взрослую жизнь. Британник родился в феврале, так что остается меньше двух месяцев.

– И что именно произойдет в этот день?

Домиция взвешенно помолчала, после чего заговорила неторопливо и четко:

– Все начнется с голосования в сенате. Там выступит Семпроний и поставит вопрос о законности престолонаследия Нерона. Можно лишь представить, какой взрыв фальшивого негодования это вызовет. Вопрос, при нынешнем положении дел, наверняка зарубят, но зато мы выявим самых голосистых его противников, которыми займемся позже. Одновременно у города, на дороге в Остию, встанет лагерем Шестой легион. Его легат, а также большинство старших офицеров уже приняли нашу сторону. Их подразделения войдут в Рим и укрепятся преторианскими когортами, что поддерживают Британника… И тут в дело вступаешь ты, если решишь к нам присоединиться, – заговорила Домиция чаще, с придыханием. – Твои люди хранят тебе верность. Если ты появишься на утреннем параде и призовешь, чтобы они присягнули Британнику, то их пример окажется заразителен для оставшихся преторианских когорт. По крайней мере, ты посеешь семена смятения, и пока суть да дело, легионеры успеют занять город. В ходе этого мы захватим дворец, сместим Нерона, а вместе с ним арестуем его мать, Палласа, Сенеку и Бурра. Истинным наследником Клавдия провозгласим Британника и представим его сенату. К этому моменту, я думаю, у Семпрония с его предложением сторонников окажется хоть отбавляй. Слетятся как мухи на мед. Приставить к сенаторским шеям меч – способ куда как более действенный, чем лить им в уши потоки красноречия.

– Могу себе представить… – Катон ухмыльнулся. – Однако не вижу, чтобы от моей скромной лепты в вашей игре что-нибудь зависело. Шестой легион и без того у вас за пазухой.

– Только от него нет особого толку, если мы не завладеем воротами, через которые он мог бы войти в город. Для этого нам нужен контроль над преторианцами; во всяком случае, таким их числом, которое обеспечит нам вход в столицу. Кроме того, если ты сумеешь склонить их на свою сторону, то переход власти сможет пройти без кровопролития. Благодаря тебе будет спасено множество жизней.

– Только, я понимаю, жизнь Нерона и его близких сюда не входит?

– Ну а как их оставить в живых, – сказала Домиция со вздохом. – Мы ведь тогда сами окажемся в тупике: за что, спрашивается, боролись? И останемся на бобах. А потому, взяв Нерона с его близкими под стражу, мы объявим, что отправляем их в ссылку на Капреи[40]. Хотя до острова они живыми не доберутся. Ну, а к тому времени, когда станет известно об их участи, Британник уже утвердится на троне, и в Риме никто не отважится воспротивиться новой власти. Что же до остальной империи, то там легатам с их легионами останется лишь принять все как данность. Кого надо, подмажем; дело нехитрое.

– Я вижу, у вас тут все продумано, – помолчав, заметил Катон.

– Старались. И стараемся уже не один год, так что готовность налицо. А чтобы доказать это, я познакомлю тебя с одной из ключевых фигур, стоящих за нашими замыслами. Мне кажется, настало время… Жди, я сейчас вернусь.

Домиция вышла, а взгляд Катона возвратился к окну. Снаружи распогодилось, и в синем квадрате неба со щебетом промелькивали нечастые птицы. Откуда-то издали доносилось шарканье шагов и неразборчивые голоса. По всей видимости, его притащили в редко используемую часть Веспасианова дома. Оно и понятно: как и везде, рабы в Риме ничуть не менее говорливы, чем хозяева, поэтому, лежи он в главной части дома, его уже давно рассекретили бы. Вновь начали напоминать о себе ожоги, и Катон болезненно поморщился. Напряженным усилием он принял сидячее положение. Если не считать ожогов, боли в горле и жжения в груди, самочувствие было вполне сносное. Для предложенных заговорщицких дел более чем гож… Может, и вправду согласиться?