День цветения

Но носилки не понадобились. Имори, спешившись, просто подошел к телеге и поднял тело, заботливо прихватив плащи. Мертвец закоченел на морозе, но Имори было все равно. Он двинулся к замку, и все потянулись за ним.

— Не надо нести его наверх, — сказал отец Арамел в широченную ингскую спину, — Оставь в зале.

Господи, что же это такое? Я ведь знал, знал, что убийца не остановится. Отец Арамел опоздал. Зачем ты поехал с одним Имори, Аманден? Зачем?..

Имори стоял посреди зала, а вокруг суетились, сооружая стол для покойника — приволокли козлы, положили сверху доски, прибежал встрепанный светлоголовый мальчик, слуга Альсарены, тоненько вскрикнул и принялся тормошить Имори:

— Бать! Бать!

— А, это ты, — придержал его за плечо отец Арамел, — Сбегай, позови госпожу Альсарену.

Мальчик покивал и выскочил за дверь.

Стол накрыли чистой скатертью, и Имори осторожно опустил на него сверток, размотал плащи…

Аманден. Смешно, я, кажется до сих пор не верил, что ты действительно…

Как же так, Аманден? Нам же надо было поговорить. Я думал, как стану объяснять тебе… Ничего не надо объяснять. Хоть криком кричи — не дозовешься…

Подошел господин Палахар, посмотрел на труп, хмыкнул, повернулся к незнакомому человеку, приехавшему с кальсаберитами.

— Вы, насколько я понял, сопровождающий от места происшествия?

— Да, господин дознаватель.

— Хорошо. Давайте чуть-чуть переместимся…

— Где?!

— Где?

Эрвел и Рейгред. Кинулись к отцу. Рейгред замер в полушаге от стола, прошептал что-то побелевшими губами, осенил себя Святым Знаком и медленно опустился на табурет. Эрвел мотал головой, словно отгоняя морок, потом схватил мертвую руку и сразу выпустил, будто ожегшись. Оляделся беспомощно, сгреб в охапку Рейгреда, притиснул к себе. Я сделал движение к ним, но тут прибежали женщины. Вдова Невела Треверра завопила, ей вторили Кресталена, сестра Амандена и ее дочь, Канела. Вихрем влетела Альсарена, белая, как смерть, молча растолкала женщин. Медленно поднесла руку к губам, потом так же медленно потянулась к Амандену. Пальцы коснулись черной спекшейся раны на лбу у него, задрожали и она молча рухнула на грудь мертвому, и чужие спины загородили ее от меня. Господи, бедная девочка… Я знаю, как ты его любила. Он тоже очень любил тебя, Альсарена. Очень любил…

— Угорел, угорел! — в зал ворвался слуга, размахивая руками:-Убийство! Господин Улендир!

Что? Еще одно убийство?!

Отец Арамел шагнул слуге навстречу:

— Где он? Вы его вынесли? Что с телохранителями?

— Тамочки, — плачущим голосом выкрикивал слуга, — С ним остались! Мы дверь-то вышибли, а там… воняеть!

— Что, их тоже убили?

— Их? Не, они живехонькие, — слуга потер загривок. — Они с им сидять, никого не подпущають! Да че не подпущать-то, раньше надо было не подпущать.

Нет, господа хорошие, это уже слишком!

И все мы кинулись к лестнице, мешая друг другу.

Значит, если бы не пришли будить всех родственников, Улендира обнаружили бы только утром?..

Илен Палахар, дознаватель

Первейшая задача следователя — создать такие условия и предпосылки, чтобы пострадавшая, так сказать, сторона, иными словами клиент, пошире раскрыл рот и начал, наконец, говорить. Обо всем, что ранее скрывал и не решался выложить, что по каким-либо причинам позабыл, обо всем, что мало-мальски связано с его делом, или не связано вовсе, но теперь, почему-то пришло на ум. Короче, задача следователя — открыть шлюзы. чтобы информация лилась, низвергалась и фонтанировала.

Господин Улендир Треверр фонтанировал. Отнюдь не благодаря моим скромным усилиям. Плотину просто прорвало. Страх. Ужас в чистом виде. Спасение настолько случайное, что не принесло никому никакого облегчения. Со мною разговаривал труп, в котором по нелепой ошибке задержалась отлетевшая было душа.

О гиротах вообще и о Эдоваргонах в частности. О десятке других семей и об отдельных представителях, которым господа Треверры или собственно сам господин Улендир перебежали дорогу. О гиротах Итарнагонских, о гиротах из Талорилы и даже о гиротах из Ронгтана. О гиротах из окрестностей Треверргара, о гиротах из Генета, о гиротах из Катандераны. О гиротах, как о проклятии Божием. О гиротах, приспешниках дьявола. И опять о Эдоваргонах.

Я сидел, сложа руки. Я даже не смотрел в сторону несчастного, чтобы не сдвинуть ненароком какой-нибудь камешек и не перекрыть хлещущий поток. За спиной его, вне поля зрения, пристроился мой секретарь и строчил сумасшедшей скорописью. Потом разберемся, что за мусор вынесло половодьем. Сейчас мое дело просто слушать. Не перебивая, не уточняя.

Впрочем, господин Улендир меня уже не видел. Он не говорил, он кричал в пространство, захлебывался страхом, молил о спасении… кого? Единого, должно быть. Вообще, это скорее походило на исповедь, и не столичный дознаватель должен был принимать ее, а здешний маленький капеллан.