День восьмой

– Ты знаешь вообще, что такое дети, Брек? Это продолжение нас самих. Они реализуют наши мечты. Ты существуешь в них, как семечко, из которого вырастает огромное дерево. У них так много потрясающих качеств, которые они не могли получить от моих родственников с островов. Это все идет от твоих предков из Айовы. Временами я просто не могу удержаться от смеха, настолько они непохожи на меня. Например у нас, островных жителей, напрочь отсутствует упорство и непоколебимость. Мы не можем больше двадцати минут заниматься чем-то одним. Иногда во мне появляются проблески ума, но я умная только там, где требуется что-то подправить или начать какое-то дело. А вот Фелисите, если возьмется за что-то, то непременно доведет все до конца, даже табун диких лошадей не остановит ее. Это все Айова! Это твоя кровь! Вот недавно ты сказал, что Фелисите заносчива, и был не прав! Ей не хватает лишь одного: уверенности в себе и ощущения счастья, которое может дать только отцовская любовь. Я ничем не в силах помочь нашей дочери – ей нужен ты!

Лансинг уставился на нее как громом пораженный, а Юстейсия вытянула носовой платок из рукава и приложила к глазам. Юстейсия плакала! Он опустил ложку и едва ли не стыдливо дотронулся до ее руки.

– О, ты неправа, Стейси, совершенно неправа. Ты самая прекрасная мать в мире… Я стану лучше. Обещаю тебе.

Неожиданно Юстейсия рассмеялась.

– Только посмотри, что я устроила из своей каши. Вот такую дают арестантам – кашу на воде… А что касается Джорджа, то ты был прав: он доставил нам много тревог и разочарований, – разве не так? Нет ничего удивительного в том, что ты сердился на него. Но, Брек, я помню, как однажды ты сказал, что вы, масоны, стоите друг за друга горой.

– Это действительно так.

– Тебе не кажется, что отец должен точно так же стоять за своего сына? Когда кто-нибудь из ваших братьев масонов допускает ошибку, вы указываете ему на нее, но не оповещаете о его промахе каждого встречного и не пеняете ему постоянно. Стоя плечом к плечу, вы даете понять всему миру, что верите в него… За семнадцать лет ты почти ни разу не приободрил Джорджа. Он ведь очень эмоциональный. – Юстейсия наклонилась вперед и, понизив голос, отчетливо произнесла: – Если ты вот так будешь стоять за его плечом, он полюбит тебя и будет считать лучшим другом.

Лансинг затаил дыхание.

– Теперь Энн! Могу предположить, что ты уже не чувствуешь ее привязанности. А знаешь почему? Потому что ты по-прежнему относишься к ней как к хорошенькому кукленку. Ты не заметил, что девочка выросла, и скоро станет девушкой, и будет большой умницей. Ей хочется, чтобы с ней обходились как со взрослой. Мой отец допустил в отношении меня такую же ошибку. Я тоже была младшей в семье. Он называл меня своей маленькой пичужкой и все время сюсюкал со мной. Я страшно злилась и избегала его. Он изменил свое поведение лишь после того, как увидел, на что я способна в лавке. Сейчас мы с ним большие друзья. Ты же читал его письма. Он скучает по мне, а я скучаю по нему.

– Стейси!

– Ты спросил, бываю ли я счастлива хоть иногда. Да, бываю, и очень часто, потому что у меня есть муж и трое замечательных детей. И мне хочется, чтобы и ты был счастлив.

Лансинг в замешательстве огляделся, потом уткнулся лицом в поднятые колени и с жаром воскликнул:

– О, Стейси, я хочу выздороветь! Я так хочу поправиться!

Она поднялась и поцеловала его в лоб.

– Тебе уже лучше: этой ночью ты даже поспал. Даст Бог, сумеешь поспать пару часов и сегодня. Я буду рядом. Сейчас переставлю лампу на сервант.

Он проспал до пяти, а проснувшись, съел свою четырехчасовую кашу и опять заснул. Проснулся Лансинг в половине восьмого, бодрый и уверенный в себе.

– Джордж сходил к Эшли?

– Брек, утром я нашла записку на туалетном столике. Джордж уехал на несколько дней.

– Но ведь до восьми пятнадцати нет поездов.

– Боюсь, он уехал товарняком.

– А где девочки?

– В восемь пятнадцать поедут в Форт-Барри, на церковную службу.

– Попроси, чтобы зашли ко мне на несколько минут перед выходом из дома.

Около восьми Фелисите и Энн переступили порог его комнаты, одетые в воскресные платья для посещения церкви. Он смотрел на дочерей так, словно увидел их впервые, и не знал, что сказать. Девочки тоже молчали, удивленно рассматривая его, и ждали. Юные леди напомнили ему молоденьких ланей, в которых он когда-то стрелял.

Наконец Лансинг нашелся:

– Что ж, удачи вам.

– Да, папа.

– Там на серванте лежит доллар. Возьмите его и положите в церкви на тарелку для пожертвований.

– Да, папа.

– Вы успеете по пути на станцию зайти к Эшли?

– Да, папа.

– Пригласите Джека и миссис Эшли прийти к нам сегодня вечером, в половине пятого. А теперь идите. Вы хорошие дети. Папа вами гордится.