День восьмой

Показания девочек весьма серьезно отразились на формулировке обвинения. Они передали приглашение Джону Эшли, не упомянув, однако, про оружие. Обвиняемый спокойно все объяснил: он решил, что его приглашают поупражняться в стрельбе, как это бывало обычно в «Сент-Китсе» воскресными вечерами. Таково было изначальное намерение или нет, но Брекенридж Лансинг, увидев ружье в руках гостя, отправил жену в дом, чтобы принесла его оружие. Мужчины подбросили монетку, и Эшли выпало стрелять первым. Даже в мае сумерки быстро накрывают долину, в которой расположен Коултаун. Лансинг уже подустал, начинало смеркаться, и во время третьего раунда стрельбы он был убит.

На следующий день в тот же самый час в город прибыл брат Брекенриджа Фишер – лучший адвокат северной Айовы, чтобы провести необходимую подготовительную работу, что и сделал по высшему разряду. Члены братств при полном параде пришли в баптистскую церковь. Оркестр Общества взаимопомощи на улице исполнял траурный марш из оратории Генделя «Саул». Джон Эшли мог слышать его из своей камеры. Представители дирекции шахт, все в шелковых цилиндрах, приехали из Питтсбурга, чтобы поприсутствовать на службе. Две церковные скамьи были отведены для мастеров и бригадиров с шахт «Блюбелл» и «Генриетта Б. Макгрегор». От панегириков покойному могло расплавиться даже каменное сердце, но они, однако, не произвели никакого впечатления на Вильгельмину Томс. Коултаун еще не видел таких похорон.

Фишер Лансинг участвовал в нескольких важных судебных процессах в Айове, но возвращался в Коултаун через каждые две недели, чтобы надавить своим авторитетом на дело Эшли. В первые недели после начала суда большинство горожан полагали, что смерть Лансинга будет признана несчастным случаем, как результат отказа механизма ружья Джона Эшли. Неприязнь к обвиняемому появилась позже и начала проявляться постепенно. Фишер нанес визиты всем первым лицам в городе, каждый вечер приходил в таверну «Иллинойс» и разглагольствовал: «Я сам прослежу, чтобы этот сукин сын получил свое, пусть даже это будет мое последнее дело. Пятнадцать лет он пытался сковырнуть моего брата с его места, и в конце концов, просто убил, гнусный скунс. Джесс Уилбрахем и доктор как его там продолжают твердить про неисправное ружье – чушь собачья! Мы в Айове не позволяем заниматься такими глупостями. Нет, сэ-э-эр, шалишь! Не позволяем!»

Когда начался отбор присяжных, Юстейсия обнаружила у своих дверей первое из серии анонимных писем и была благодарна этому обстоятельству. Письма подготовили ее к предстоящему опросу в зале суда. Она ясно и с полным спокойствием заявила, что ее муж ни разу даже не намекнул на то, что Джон Эшли мог неприязненно относиться к нему. («Благодарю вас, миссис Лансинг».) В тот вечер, когда произошел несчастный случай, мистер Эшли видел, что ее муж не вполне пришел в себя после длительного недомогания и предложил ему отложить стрельбу, но Брекенридж настоял, чтобы они провели несколько раундов. («Благодарю вас, миссис Лансинг».)

Как душеприказчик брата Фишер Лансинг обошел всю усадьбу «Сент-Китс» и на глазок оценил ее. Управляющая шахтами компания еще на пять лет продлила Юстейсии право бесплатно проживать в доме. Бо́льшая часть мебели принадлежала ей. В коттедже Фишер наткнулся на чертежи каких-то механизмов.

– Что это, Стейси?

– Они вместе что-то изобретали.

– И у них получилось?

– Не знаю, Фишер. Если что и получилось, то это заслуга Джона Эшли.

– Чертежи выполнены очень качественно. Брек на такое не был способен. На это получены патенты?

– Нет. Они все собирались, но так и не обратились в бюро.

– Я возьму чертежи и покажу кое-кому.

– Но, Фишер, это работа Джона Эшли.

– Послушай, сестричка, лучше мне такого не говори. Бреку не хватило бы мозгов, чтобы придумать консервный нож. Эти чертежи выполнены с умом. Я возьму их с собой. Может, это реальная собственность – ты же понимаешь, о чем я говорю?

– Фишер, они принадлежат Джону Эшли.

– Стейси, когда мы закончим это дело, он будет трупом. Приговоренные перестают считаться гражданами. У живых ли, у мертвых, у них нет никаких прав.

Фишер часто возвращался в разговорах к собственности Юстейсии. А она была значительна. За прошедшие годы Юстейсии удалось уговорить мужа купить то участок земли в городе, то луг, расположенный на холмах. Тут требовался грамотный деловой подход, потому что Коултаун перестал развиваться, но Юстейсия прекрасно понимала все сложности, связанные с этим. Более того, она настояла, чтобы Брекенридж открыл второй лицевой счет в банке в Форт-Барри, чтобы не давать пищу для разговоров любопытным из Коултауна. Этот поступок, а также ее постоянно менявшиеся элегантные наряды, дали повод считать ее по-настоящему богатой женщиной. Теперь она станет еще обладателем страховки и пенсии.

– Итак, Стейси, у тебя вполне достаточно средств, чтобы безбедно жить и самой, и девочкам, но небольшие поступления от изобретений совсем не помешают. Почему бы тебе не уехать из Коултауна, как только это станет возможно, и не пожить в свое удовольствие?

– Я не уеду отсюда.