День всех пропавших

– Нет, думаю, хочет наладить отношения, чтобы потом продать трогательный рассказ всем, кто готов заплатить. Может, добавит несколько фото, чтобы повысить цену… Я порвала письмо. Сомневаюсь, что он приедет навестить, если не отвечу. Просто я… – Инара делает резкий выдох. – В детстве мне отчаянно хотелось, чтобы родители меня любили. Потом я искренне смирилась с тем, что это не так, и все стало нормально. Даже не нормально, а хорошо. И вот теперь отец пытается одурачить меня ради прибыли, не удосужившись даже притвориться в письме, что любит. Я писала деловые письма, в которых больше тепла и эмоций. Просто сейчас я смотрю на себя маленькую и задаюсь вопросом, какого черта любовь родителей казалась такой важной.

– Потому что она важна, – отвечаю я. – Даже когда мы миримся с тем, что родители нас не любят, это по-прежнему имеет значение: из-за них нам кажется, что желать их любви было бы неправильно.

Прия и Мерседес задумчиво смотрят на меня.

– А что насчет тебя, Виктория-Блисс? – быстро спрашивает Касс. – Тебе кто-нибудь докучал? Родственники, например?

– Наши отношения на уровне «слать открытки на Рождество и день рождения», – спокойно, без стеснения отвечает она. Кожа девушки почти светится в отблесках сумеречного пламени. Задаюсь вопросом, так ли она выглядела в ту ночь, когда огонь охватил Сад. – К тому же вы знаете, что я довольна своим нынешним положением. Время от времени мой терапевт заикается, что неплохо бы с кем-то встречаться и поменьше злиться, но я счастлива как есть. Не хочу ни с кем встречаться. Никогда в жизни. Я и до похищения особо не интересовалась свиданиями. Не желаю «бороться с гневом» и заниматься прочей чепухой – мне нравится злиться. И не «смирилась», а наслаждаюсь тем, что есть. И меня начинает бесить, когда другие говорят, что этого недостаточно.

– А тебе кажется, что достаточно?

– Да.

– Тогда к черту других. – Касс пожимает плечами. По кругу прокатывается смех.

Инара ухмыляется в ответ, тянется за последним кусочком пиццы и бросает пустую коробку в огонь. Пламя ненадолго вздымается – и становится прежним.

– Вижу, они еще не отправили тебя обратно к бывшей команде.

– Пока нет, – соглашается Касс.

– Пока нет? – повторяет, поворачиваясь к ней, удивленная Мерседес.

– А ты понимаешь, что в этой команде все со странностями, да?

Мерседес выглядит шокированной и оскорбленной. Ее темные глаза пылают праведным гневом, что вызывает у девушек приступ хихиканья. Я же только откидываюсь назад, держа бутылку с остатками сидра и положив ногу на подлокотник кресла.

– Да, я провела здесь уже почти год, но проработала двенадцать лет в нормальной команде ФБР…

– Так мы ненормальные?

О господи. У Мерседес такой вид, словно кто-то убил ее щенка.

– …до этого, – упрямо продолжает Касс, – и еще не совсем привыкла к вашей команде. Стерлинг, по крайней мере, оправдывает то, что ее странности – отчасти дело рук давнего коллеги Вика…

– Справедливости ради, – перебиваю я, – у моей первой команды были свои причуды – в частности, агент Арчер.

Прия вздыхает и качает головой.

– Иногда я снова испытываю чувство вины. Почти.

– Только «почти»?

– Мой план поймать убийцу Чави не сработал бы, не окажись Арчер круглым дебилом, готовым использовать меня в качестве наживки. Так что меня не так уж грызет совесть. Особенно учитывая, что в другом расследовании он проделал то же самое.

– …однако к вам привыкнуть нелегко, – громко заканчивает Касс. – Когда я работала в другой команде, все было иначе. Можно было по-дружески тусоваться вместе, а когда время от времени нам случалось работать над одним делом, мы просто смеялись над чужими странностями. А теперь странности – неотъемлемая часть жизни, и я беспокоюсь о том, о чем прежде никогда не думала.

– И о чем, например?

– Например, что будет, когда снова придется работать с другой командой. Что, если меня переведут? Что, если однажды проснусь и вдруг пойму, что вышла за всякие рамки? Какую бродягу вы удочерите следующей?

– Мы уже много лет никого не удочеряли!

– Эту бродягу зовут Элиза Стерлинг, и она сидит рядом с вами!

Если б не ухватившая ее за волосы рука Инары, Виктории-Блисс грозила реальная опасность упасть головой в огонь от смеха. Не могу понять, как она еще не отключилась от нехватки кислорода. Прия смеется почти так же сильно: во многом благодаря ей я стала бродягой команды Хановериана. Прия удочерила меня, а следом и остальные.

Нижняя губа Мерседес подрагивает. Она больше не может сдерживаться и хохочет даже громче остальных. Касс ошеломленно смотрит на нее, отчего Мерседес заливается еще сильнее.

– Ты… – Касс часто моргает. Ее глаза округлились от шока. – Ты… Ах ты потаскуха! Ты дразнила меня!

– Теперь Уоттс должна нам всем по пятьдесят баксов, – сообщаю я. – Она думала, что ты не выдержишь и произнесешь подобную тираду не раньше чем через год после поступления в нашу команду. Но мы с Мерседес лучше тебя знаем.

– Ах, вы…