День закрытых дверей

Стрелка спидометра перевалила за восемьдесят пять. Из-под пола просачивался запах горячего металла.

4:57.

Лишь теперь я заметил, как выгляжу: обрезанные до колен флисовые штаны, дырки с черными ободками там, где электричество проело полиэстер.

4:58.

Мир потемнел.

Закружилась голова.

Я завалился на руль, машина метнулась на другую полосу, колеса зацепили буртик.

В глазах прояснилось.

Я выправил «Импалу».

Дорога кончилась.

Впереди мигнули задние фонари автомобиля.

Я ударил по тормозам. Покрышки недовольно скрипнули.

На одном из причалов вытянулась очередь из пяти машин. Я пристроился сзади, и в этот самый момент кто-то из команды махнул рукой: «Заезжайте». Паром назывался «Киннакит».

Первым в очереди стоял видавший виды старый пикап, выдыхавший клубы дыма в каменно-серый рассвет.

Глава 67

Паром «Киннакит» представляет собой длинную баржу, достаточно широкую, чтобы четыре автомобиля могли стоять на ней бок о бок. Из центра палубы поднимается узкая трехэтажная надстройка – комнаты отдыха на первом уровне, смотровой салон на втором и, на самом верху, крохотная рубка. На мачте гордо реют флаги Соединенных Штатов и Северной Каролины.

Шесть машин, поспевших на первый, пятичасовой, паром, разместились в два ряда – три вдоль левого борта и три вдоль правого. Я стоял в конце своей тройки, Кайты – во главе своей.

Разделенные надстройкой, друг друга мы не видели.

Я повернул ключ зажигания – и тут же двигатели парома заработали, и «Киннакит» медленно двинулся между пилонами, уходя от причалов Окракоука. Мы вышли в открытое море. Ветер набирал силу, встряхивал машину, и ледяная крупа отскакивала от бетонной палубы. Крикливые чайки кружились над пустой кормой, требуя завтрак, получить который в столь ранний час им было не суждено.

Остров уменьшился до размеров пятна на горизонте, а потом, как-то разом, исчезло и оно, и не осталось ничего, кроме бесконечной ртутно-серой зыби и рдеющего края восточной части неба. Несколько пассажиров – уезжающие отпускники и рабочие, совершающие ежедневные поездки на Хаттерас, – оставили машины и поднялись на второй уровень. Джентльмен в стоявшем передо мной «Шевроле Трейлблейзере» перебрался на заднее сиденье и лег отдохнуть. Я сидел, слушая стук ледяной крупы.

Боль от ожогов не унималась.

Никаких передвижений на моей стороне палубы не наблюдалось.

Я открыл дверцу, вышел на холод, и крохотные льдинки ударили мне по лицу.

Пройдя к тыльной стороне надстройки, я притаился у лестницы, которая вела к смотровому салону и рубке.

На другой стороне стояли вдоль поручня три автомобиля: «Хонда», «Кадиллак» и старый пикап «Додж» цвета цинкового пенни, за исключением ржавых голубых дверей.

Кайтов в грузовичке не было.

Я посмотрел вверх.

Они стояли на носу, спиной ко мне, лицом на север, в сторону протоки Хаттерас. Руфус, седые волосы которого трепетали на ветру, как змеи-альбиносы, указывал на запад.

Других пассажиров, кроме меня и Кайтов, на палубе не было.

Я скрытно прокрался к стоявшей за пикапом темно-синей «Хонде» и притаился за бампером. В зеркале заднего вида мелькнуло отражение спящего за рулем водителя. Я протиснулся между «Хондой» и поручнем и добрался наконец до последней в тройке машины, «Кадиллака», пассажиры которого ушли в салон. Здесь я позволил себе короткую передышку и, заглянув под седан, увидел три пары ног. Я прислонился к заднему бамперу – передохнуть. Потом прокрался дальше.

Рваная, обожженная одежда – не лучшая защита от пронизывающего холода, и, добравшись до грузовичка Кайтов, я уже трясся от холода.

Задний борт пикапа был закрыт, а платформа пряталась под синим брезентом.

Чайки уже обнаружили Кайтов на носу парома и теперь осаждали их с жалобными криками, которые заглушали налетавшие порывы ветра. Пройдя вдоль левой стороны «Доджа», я заглянул в водительское окно. В кабине никого не было; следовательно, Вайолет перевозили на платформе. На полу лежали пистолет и помповый дробовик. Я подергал ручку, но дверца была закрыта.

Что-то как будто толкнуло меня в спину, заставив поднять голову.

Ко мне быстрым шагом шел Руфус Кайт. До пассажирской дверцы ему оставалось три шага.

Я бросился на палубу и закатился под машину. Дверца открылась. Лежа на спине, я видел над собой ржавые внутренности подбрюшья «Доджа». Теплые капли моторного масла капали мне на горло.

– Хочешь всю булочку, красавица? – донесся голос Руфуса.

Дверь захлопнулась, и я снова увидел ноги. Теперь они уносили старика на нос парома. В руке у него болтался пакет с хлебом.

Прежде всего перенеси Вайолет в «Импалу».

Я выполз из-под пикапа. Вой двигателей и стон ветра заглушали скрипучие, режущие ухо крики птиц. Я поднял ручку и опустил задний борт.

Связанная клейкой лентой, Вайолет лежала без чувств на кучке сырых сосновых иголок и кусков коры, остатков того, что пошло накануне на растопку камина.