Денарий кесаря

            - Насчет коридора не знаю… - покачал головой ученый. - В переводе на современные понятия, это, наверное, скорее, что-то наподобие таможни, где будет проверяться весь набранный за жизнь багаж, с которым мы направимся в Царство Небесное. Там ничего уже нельзя будет декларировать или припрятать! Хорошо, если у нас найдут одни добродетели. Ну, а если это будут одни нераскаянные грехи?

            Василий Иванович слегка растерянно посмотрел на собеседника, которому трудно было не верить, и осторожно спросил:

            - Вы знаете, пока все это так бездоказательно… А у вас первоисточника по этому вопросу нет?

            - Есть и первоисточник! Небольшая, но весьма душеполезная книжечка о прохождении этих мытарств блаженной Феодорой. Сейчас я дам вам ее почитать на время!

            Старичок-искусствовед подошел к книжной полке, на которой, судя по надписям на корешках, стояли церковные книги, и виновато развел руками:

            - Ах, досада! Уже отдал! Но ничего – попрошу вернуть. Или найду новую у знакомого букиниста. Последнее, по опыту, будет гораздо проще! – пообещал искусствовед и стал доставать с полки толстые книги, приговаривая:

            - Вот вам обещанные мною толкования святых отцов на Евангелия. Вот тоже дореволюционное, разумеется, издание о посмертных чудесах и явлении уже умерших людей. Все они засвидетельствованы учеными, врачами и просто благочестивыми людьми, которые лучше умрут, чем солгут. Это к вашему замечанию, что оттуда никто не возвращался. Вот – переписанная от руки копия одного отчета академика Александра Ивановича Белецкого, которого я знал лично, в ЦК компартии Украины. Надеюсь, она раз и навсегда отобьет у вас желание читать все наши антирелигиозные книги и, тем паче, ссылаться на них![7] Даю вам ее с просьбой никому не показывать. А то мы оба можем оказаться в местах не столь отдаленных или одной палате психиатрической больницы. А это – книга, которую изучали наши предки с самого детства. Сегодня ее полезно изучать в любом возрасте!

            - «Закон Божий»? - переспросил Василий Иванович, беря объемную книгу в красивом твердом переплете, и, по привычке, пролистал ее. В ней было множество черно-белых иллюстраций. Одна из них привлекла его внимание. Он перелистал несколько страниц назад, снова нашел ее и увидел, что не ошибся при беглом прочтении текста под рисунком монеты.

            Это был денарий кесаря. Только почему-то вместо Тиберия на нем был изображен император Октавиан Август. Причем, совсем еще молодой.

            «Странно! Ведь Август жил раньше Тиберия, за несколько десятилетий до предполагаемого распятия Христа, и вероятности, что денарием кесаря была монета последнего – намного больше!» – удивился он и рассказал о своем недоумении ученому:

             - Может, тогда еще не знали точно, каким именно мог быть денарий кесаря?

            - Вряд ли! – с сомнением покачал головой тот. – Я доверяю этой книге гораздо больше, чем всем измышлениям нынешних ученых, вместе взятых! Знаете, как сказал однажды святитель Филарет? Великого, между прочим, ума митрополит, возглавлявший нашу Церковь в первой половине прошлого века! Он даже с Пушкиным имел, можно сказать, равноценную стихотворную переписку. Это ему посвящены знаменитые строки: «И внемлет арфе Серафима В священном ужасе поэт»! Между прочим, первоначально вместо слова Серафима стояло: «Филарета!» И вся строфа, что мало кто теперь знает, звучала так:

                                               Твоим огнем душа согрета.

                                               Отвергла мрак земных сует.

                                               И внемлет арфе Филарета

                                               В священном ужасе поэт.

            Было видно, что искусствовед с удовольствием прочитал бы все стихотворение Пушкина, но, понимая, что гость устал после клуба и может торопиться, вернулся к теме разговора:

            - Так вот, однажды, возражая на чьи-то сомнения в вопросах доверия к Священному Писанию, Филарет сказал: ««Если бы в Библии было сказано, что не кит проглотил пророка Иону, а Иона кита, - то я в равной степени поверил бы и в это!»

            Василий Иванович покосился на вдохновенно говорившего хозяина этой удивительной квартиры и неожиданно подумал: а ведь счастлив этот человек! Так ли или нет – все то, во что он верит, но в любом случае ему хотя бы умирать с такими мыслями будет легче! Не то, что всем неверующим людям…

            «В том числе, и мне!..» – вздохнул он и поспешно захлопнул книгу, закрывая изображение денария кесаря. Какая разница, кто был изображен на нем – Август или Тиберий? Главное, что этот денарий напомнил ему недавний разговор с Градовым. И тягостное чувство тревоги вдруг охватило его, разом испортило настроение и заставило, скомкав беседу, наскоро попить кофе и распрощаться…

5

Василию Ивановичу вдруг стало страшно…

            Всю обратную дорогу Василий Иванович долго и трудно читал то, что по великому секрету дал ему искусствовед.

            Обычно на книгу даже весьма большого объема ему требовалось не больше двух-трех часов. А тут за это же самое время он никак не мог осилить аккуратно исписанную тонкую школьную тетрадку, которая начиналась так: