– Боже мой! – очень тихо говорит она. – Я уже думала, что ты забыл меня!
У нас нет времени, чтобы отправиться в Париж, и к тому же мы этого не хотим. Вместо этого мы медленно едем по проселочным дорогам, Катрин за рулем, а я сижу рядом, положив голову ей на плечо. Кажется, мы пересекаем Алаттский лес, потом пешком поднимаемся на вершину холма д'Омон, после этого заезжаем в Санлис, который превосходен в этот майский день. Затем она отвозит меня в аэропорт, и все это время мы в основном молчим.
– Катрин, ждать осталось недолго. Развязка близка, все заканчивается.
– Сколько ждать?
– Две недели, быть может, три. Даже меньше. Танец Симбалли заканчивается. Исполняются последние такты.
– И что будет потом?
– То, что обычно бывает после танца, когда замолкают скрипки. Все возвращаются домой. Закрывают за собой входную дверь, повесив табличку «Просьба не беспокоить».
Это началось еще до того, как я встретился с Феззали в Риме, чтобы попросить у него почти миллиард долларов. Вся структура была создана еще до того, как мы сговорились, и она пришла в движение сразу, как только они дали согласие. О чем идет речь?
И конечно же, платить брокерам так же, как я плачу немыслимые гонорары Ванденбергу, Розену и Лупино и их бесчисленным помощникам, придется мне. И это не единственные мои основные расходы. Я предложил Феззали выкупить у меня «миноритарные» акции, которые я смогу скупить, то есть те, что не входят в число пятидесяти пяти процентов, выкупленных Ялом. Феззали соглашается, не переставая уплетать мороженое:
– Согласен. Но то, что ваш отец был моим другом, не означает, что я должен проявлять сумасшедшую расточительность. Я готов купить у вас все, что вы хотите продать, заплатив из тех трехсот пятидесяти миллионов, которые я передал вам «для презентации», но предупреждаю: акции ЮНИЧЕМА в настоящее время котируются в триста двадцать восемь долларов, я заплачу вам триста тридцать.
– Но, чтобы склонить мелких акционеров к продаже, я обязан заплатить им более трехсот восьмидесяти!
– Это ваша проблема, мой молодой друг.