Группа велела Гаану ехать домой в Лос-Анджелес и привести себя в порядок. Певец согласился взять педагога по вокалу – второй раз за всю свою карьеру, что явилось серьёзным шагом вперёд. Дениэл Миллер: «После одного из наших кризис-собраний мы подумали, что Дэйв должен позаниматься с педагогом по вокалу. Когда-то он взял несколько уроков пения, но они ему страшно не понравились, и так эта тема стала табуированной. Но здесь мы сказали: это единственный способ, чтобы альбом получился. И он согласился. Вообще-то он оказался к такому предложению открыт и совсем не сопротивлялся. И, мне кажется, его решение взять педагога по вокалу ему помогло. Я увидел в этом шаг вперёд, и его способ сказать, что он хочет петь лучше и что-то наладить в своей собственной жизни». В качестве уступки Гаану решили, что к нему в Лос-Анджелес будут прилетать Сайменон со звукоинженером и записывать его вокал там, а Гор в это время напишет ещё нового материала. «Мы пригласили педагога по вокалу Ивлин, – вспоминает Сайменон, – и она оказалась очень хороша. Она вошла в студию и сказала: “Ну, Дэйв, возьми эту ноту”. Он попробовал. То есть в студии одним приятным человеком стало больше, и, кстати, именно в ту сессию мы записали вокал для песни “It’s No Good”. И тут случилось безумие».
По словам Гаана, «я всё ещё горел внутри – так хотел сделать этот альбом, но я физически просто не мог уже. Я несколько раз срывался, и, после того как завязал в Нью-Йорке, улетел в Лос-Анджелес, и там вернулся к старым штучкам своим. Перед отъездом я сказал своей девушке в Нью-Йорке – а мы познакомились на детоксе, она не употребляла уже пять лет и помогла мне признаться себе, что не могу так дальше, – ну, в общем в любом случае когда я уезжал, она посмотрела мне в глаза и сказала: “За-торчишь”. Я говорю: ага. Она говорит: “Не надо тебе”. А я: надо, надо. Приехал в Лос-Анджелес и оторвался по-страшному, как никогда в жизни».
Гаан «охренел совсем», стал нариком с явным «желанием смерти». Он снова поселился в Sunset Marquis и закинулся коксом и героиновыми спидболами. «Это был особо крепкий сорт героина под названием Red Rum, который в то время убивал довольно много народа, – позднее расскажет он в деталях. – Я, конечно, думал, что название – про скачки, пока кто-то мне сказал, что это murder, “убийца”, написанное наоборот».
В час ночи 28 мая 1996 года Гаан готовился ширнуться. «Что-то странное было в той ночи, – подтверждает он. – Я, помню, сказал парню, с которым был: “Не заполняй фиговину до отказа, не клади слишком много кокса”. Я чувствовал нехорошее». Его посадили в ванную комнату в номере с дилером, а девушка, с которой он только что познакомился в баре внизу, ждала в жилой комнате его номера. Всего через несколько секунд после загона спидбола в вену он начал отлетать, и дилер попытался вернуть его в сознание.
Гаана притащили в комнату, девушка запаниковала и стала вызывать неотложку. Дилер, который испугался ареста, отнял у неё трубку, не дав сделать экстренный звонок. Они подрались, девушка повалила его, и негодяй этот сбежал, но уже пару минут спустя вернулся, чтобы забрать свои шприцы и дозы. В 01.15 служба экстренной помощи приняла вызов по 911 от неназвавшейся женщины, которая заявила, что живёт в одном номере с Дэйвом Гааном. За те 15 минут, что они ехали, девушка пыталась привести Гаана в чувство, брызгая на него водой и протирая его лицо влажными полотенцами. Через пару минут у Гаана произошла остановка сердца в результате того, что его частично очистившийся организм не смог справиться с такой дозой. Ладони у него посинели, синева медленно распространялась выше по рукам.
Потом он описывал сцену в скорой помощи, как ему рассказывали врачи: «Они меня лечили прям как в фильме “Крими-нальное чтиво”, и по пути к госпиталю удары сердца вернулись. Первое, что я помню, – это врач скорой помощи, который где-то в отдалении говорит: “Похоже, мы его теряем”».
«Что сейчас совершенно прекрасно – это провести пару дней с Джеком. Быть там. С ним. Реально. Прошлой ночью в отеле я услыхал, что он типа стонет, и просто пришёл к нему, пообнимал и снова заснул. Полгода назад я бы такого не смог сделать. Я бы просто не захотел – из-за стыда, из-за того, что чувствовал за собою вину». Всё, что я помню, – жуткий страх, чувство, что всё неправильно. Такое на самом деле не должно было случиться. Я думал, что могу контролировать это, выбрать день, когда Дэйву помирать. Вот такое извращённое эго у меня было. Так что я проснулся, на меня надели наручники, и коп зачитал мне права».