…Публицисту помимо других качеств нужна способность мыслить и образно, и аналитически. Я хорошо осознал необходимость сочетания обоих этих качеств будучи директором детского дома. Шел педсовет. В небольшой комнате, моем рабочем кабинете, я стоял за столом спиной к темному окну (на дворе была уже ночь, дети спали, а мы говорили тихо, отчего разговор казался мирным, хотя и кипели страсти, — тоже вот особенность той работы!), на стульях вдоль стен сидели воспитатели, на столе горела керосиновая лампа без абажура, и лица сидящих, освещенные с одной стороны, были похожи на тускло-бронзовые чеканки. Конкретного предмета разговора не помню, знаю, что речь шла о воспитании, я подводил какие-то итоги и в ходе рассуждения вдруг почувствовал, что я как будто прозреваю. Где-то впереди, словно бы в сумраке тесной комнаты, факты выстраивались и выходили к столу, на свет как раз той гранью, которая естественно, безо всякого усилия с моей стороны, сцеплялась с предыдущей. Факты нанизывались на нить мысли, и у меня возникало ощущение, что они материальны. Я вел мысль и одновременно чувствовал это свое состояние нанизывающего что-то вещественное на невещественную нить мысли. Захватывающе интересное состояние! Тогда-то, наверно, и вкусил я сладости исследователя, еще не предвидя никаких от этого последствий.
Теперь я понимаю: в построении стройных логических концепций есть своя опасность. Но спасла другая сторона педагогической работы: с детьми нельзя говорить без эмоций. Им надо не объяснять, а рисовать словом, рассказ должен быть образным, понятие входит в детское сознание через душу — картиной, образом, чувством. Волей-неволей напрягаешь себя, что-то выдумываешь, порой нереальное, сказочное, но непременно живое, захватывающее воображение. А если взять во внимание, что вокруг тебя с утра до ночи две сотни душ и говорить приходится тоже с утра до ночи, то можете себе представить, сколько и чего приходилось сочинять. Мозг мой был изощрен в выдумках.
Я часто вспоминаю своих ребят. Не знаю, дал ли я им что-нибудь, но то, что сам получил от них чрезвычайно много, это знаю. Они заставили и мыслить, и воображать.
В областную газету «Калининская правда» я пришел — так я считал — уже сложившимся журналистом, по крайней мере со своим почерком. Там я нашел великолепный творческий коллектив. В редакции витал дух хорошего соревнования, там умели ценить авторскую находку и не забывали искренне и душевно похвалить. Передо мной встал вопрос: как писать, чтобы иметь свой голос? Примкнуть к группе очеркистов — а голоса там были сильные, и поучиться у них, чтобы превзойти, было заманчиво (в добром соревновании такая мысль вполне здоровая) — или продолжать уже избранный жанр аналитической статьи?
Не скажу, что выбирал я сознательно, нет, скорее, интуитивно, по зову натуры, в силу того склада ума, который я уже понимал в себе. Однако и другое качество — образность — не отступало, оно не получало постоянной зарядки, не выходило на первый план, но и не пропадало, заставляло морщиться от сухих казенных фраз, искать свои слова, свой синтаксис. Чувствовал, что получается ни то ни се по газетным канонам: ни очерк, ни статья. Позднее такие писания стали называть проблемными очерками.
Право на свой голос отстаивается трудом, а не горлом. Редакционные летучки знают немало шумных споров по поводу напористых требований: пустите в свободный полет! Молодые, начинающие журналисты заявляют, что они, дескать, стеснены рамками редакционных заданий, в которых не развернешься, не покажешь, на что способен. Голоса еще нет, а заявка сделана. Это равнозначно тому, как если бы человек требовал себе партию Ленского, не научившись петь. В моей практике было не так. Редакционные задания — полностью и в срок, а свое — сверх того, если, конечно, хочешь и можешь. Я хотел и, кажется, мог, поэтому не делил часы на служебные и личные, не считал, которые дни рабочие, которые выходные, что в должности собственного корреспондента и просто и непросто. Просто потому, что над тобой никто не стоит. По той же причине и непросто, ибо твой начальник — ты сам. Для собкора чрезвычайно важна самодисциплина. Я положил себе за правило: «Ни дня без строчки!»
Первые «свои» аналитические статьи, по которым в редакции сделали вывод, что у «собственного» есть свой голос, были «Душевные аккумуляторы» и «Десять синих тетрадей». И для автора и для газеты они были первым опытом социологических исследований. Тогда, в середине 60-х годов, знали единственный способ изучения деревенской жизни — посылку на село уполномоченного. Что привезет уполномоченный, по тому и складывали мнение. Способ, как говорится, «на все сто» субъективный. По такому же примерно принципу оценивалась и деятельность председателя колхоза. Мнение о нем складывалось по текущим сводкам да по информации уполномоченных. Поэтому и случались нередко парадоксальные неожиданности: человека хвалят, а прокурор на него дело заводит, или — в районе решили снять председателя, а колхозники горой за него.