Депутатский запрос

Года два назад поехали мы с секретарем райкома партии на выпускные экзамены в среднюю школу, посидели в классах, а потом разговорились с директором школы. Поинтересовался секретарь, приезжают ли бывшие ученики, заходят ли в школу. «Заходят, — ответила директор. — Нас, учителей, винят: не такой жизнь им представляли, больно легкой да красивой, — разочаровываются ребята…» Выходит, не один я вижу беду, всякий думающий учитель ее видит, и все-таки продолжаем перед ребятами рисовать радужные картины. В чем же дело? Думаю, что причина в общей тенденции: нам так хочется хвалить самих себя! Восхвалять все, что сделали, делаем и собираемся делать. Хотя, здраво-то рассудить, к чему выхваляться — хорошее, оно и без того видно, лучше бы на недоделки да огрехи внимание направлять, на то, что мешает, тормозит, вредит. Но оказывается, здраво рассудить — не самое легкое.

Ну так что же с той игрой? А ничего, прошла как надо, разговоров хватило на всю неделю, и мой Витя ходил в героях: так сыграть роль! Ему завидовали самые лучшие наши артисты. Детдом подняли по тревоге, все ринулись в лес спасать имущество и ловить воров, а «воры», одетые в шубы навыворот, завидя погоню, погнали коня, их догнали, и… все оказалось очередным розыгрышем. «Ну как это так получается, — дивилась Рая Каверзнева, семиклассница, — каждый раз зарекаюсь верить, а вы как выдумаете — все по-правдашнему выходит». Если бы ученые инспектора наробраза разбирали наши игры, то мне, наверное, досталось бы на орехи: уж больно много было в них «самовольства»! Но мы никому не говорили и нигде не расписывали свой «опыт». А доведись оправдываться, я бы вот что сказал: мы придумывали игры, максимально приближенные к действительности. Брали случай, бывший если не у нас, так где-нибудь поблизости, или вполне возможную ситуацию, инсценировали вероятный поступок и на них разыгрывали действо. Думаю, что такие игры, с социальной, если так можно сказать, окраской, в детском коллективе должны иметь место. В этом меня убеждает и подсказка секретаря райкома директору школы. «А что, если, — сказал он, — давать ребятам задачки на поступок? Изложить им реальную ситуацию из жизни, скажем, колхозных трактористов, ну например: кто-то допустил брак в работе и скрыл, а ты видел, так вот, как поступишь в данном случае?» По-моему, наши мнения совпадают: детей надо готовить к жизни всерьез, тут ничего нельзя откладывать на «потом».

Тогда отчего же мои сомнения? Почему у меня до сих пор не уходит из памяти случай с Витей, когда я вдруг заколебался: вправе ли я давать ему такую роль? А потому, наверно, что я очень не хочу, чтобы он знал, что в жизни есть и воровство, и взяточничество, и обман, и прочие гадости. Но поскольку они есть, постольку  н а д о, чтобы он знал. В преодолении собственного раздвоения и состоят муки педагога.

И все-таки кое-что мы таили от детей. Прежде всего — поступки их родителей. Тогда, в детдоме, я впервые столкнулся с матерями, убегающими от своих детей, и пережил, скажу прямо, потрясение ничуть не меньшее, чем первую смерть, виденную на войне. Скажете, что сравнение неудачное. Я не забочусь о литературной удачливости, я знаю, как жутка первая смерть под бомбой, и знаю, как жутко видеть мать, бросившую свое дитя.