Депутатский запрос

Я думаю, следует различать в стремлении личности вырваться из-под опеки цель. Какую цель преследует стремление? Ради чего личность отвергает общепринятое? Только ради того, что я хочу так, а не этак, или ради развития в себе чего-то такого, что осознанно или неосознанно будет содействовать движению вперед. Стремление вырваться обнаруживают, как правило, личности сильные. Но и своевольные — тоже. Первые находят потом признание, вторые — осуждение, потому что оказывается, стремление первых несло в себе общественный интерес, общую пользу, а стремление вторых ничего, кроме неуемного эгоизма индивидуума. Было время, когда наша литература пыталась выдать за героев дня как раз последних. Что из этого вышло, мы знаем: те герои мелькнули и канули в вечность. Это значит, общество встало на защиту опеки, ибо эгоизм молодых нигилистов не содержал в себе ничего, что сулило бы движение вперед. Тем и бессмертны герои классической литературы, что, вырываясь из-под опеки, взрывая покой и застой, они олицетворяют вечное движение к нравственному совершенству человека. Потому общество, признавая и воздавая, и следует их путем и принимает их поступки как нравственные нормы, пока не появятся новые, — и так без конца.

II. ВАЛДАЙ

14 сентября 1984 года

Валдай — середина в моей жизни. Во-первых, возрастная: я приехал туда тридцати шести лет. Во-вторых, географическая: если очертить территорию, «обжитую» мною за шестьдесят лет, то Валдай окажется почти в середине. И в-третьих, потому середина, что именно тут началась зрелость гражданская. Я так думаю. Это было начало шестидесятых годов, время бурной ломки и переделки, чрезвычайной активности и неустойчивости, когда дела задумывались и свершались наспех, торопливо, и люди не знали, куда пойдут и что будут делать завтра. Безоглядное было время, и тем не менее именно в этой безоглядности просыпалась мысль, все более и более тревожившая совесть. Так ли, зачем, почему, откуда, куда — вопросы, на которые я ищу ответы во всех своих произведениях, начали возникать там, в Валдае, на редакторской должности.

С педагогической профессией было покончено в пятьдесят пятом году, в тридцать лет: меня перевели в Себеж заместителем редактора. В таком возрасте менять профессию — дело непростое, можно и новое не найти, и старое потерять. Но то ли потому, что профессии эти в какой-то мере родственные, то ли потому, что была во мне склонность к писаниям, новое занятие я освоил быстро и безболезненно. А скорее всего, объяснение — в жизненном опыте. Да, возраст затрудняет, но он же и помогает освоить новое дело. Тогда в редакции газет приходили вовсе не профессиональные журналисты, но ремеслом газетчика овладевали, я бы сказал, недурно и очень скоро становились профессионалами.

Затем, через два года, — партийная школа, и вот я на Новгородчине, в Валдае, в должности редактора, а потом уж переберусь в соседнюю, Калининскую область и ровно на десять лет стану собственным корреспондентом областной газеты в городе Ржеве. Словом, вторая половина жизни будет отдана, выражаясь старомодно, провинциальным газетам. Провинция станет сферой моих интересов в полном объеме, то есть вся ее жизнь: от лесного хутора до областного центра, от детского сада до партийного комитета, от технологии теребления льна до производства башенных кранов, от семейных ссор до конфликтов государственного значения… Я не назову таких интересов, таких групп населения, таких сторон жизни, которыми не приходилось бы в той или иной мере заниматься провинциальному газетчику. Ни одна профессия не дает такой школы.