и тележанра – фильмов о море и морских животных, художественных подводных
съемок и тому подобных прекрасных вещей, ставших в наши дни привычными.
Это он (совместно с
"Флиппер", познакомивший нас с дельфинами, и почти столь же знаменитый
нам до него? Другое дело, обстоятельства не позволяют совершенно
проигнорировать его морские художества, ибо (внимание!) в 60-е годы, родив
четверых детей, Констанс Даулинг перебирается из Лос-Анджелеса в Сент-Томас
(
лаборатории (
Совпадение морских интересов? Едва ли. Скорее, телевизионные и
подводные занятия мужа сосватали Констанс новую работу – или, по крайней
мере, интерес к ней. Гораздо забавнее (сразу беру это выражение обратно –
пусть на его месте стоит "гораздо восхитительнее") другое: речь не о заурядном
научном институте, а о знаменитом на весь мир (особенно в те времена)
исследовательском центре гениального и романтического Джона Лилли, автора
книги "Человек и дельфин", открывшего миру дельфинью цивилизацию, а заодно
выдумавшего рациональную концепцию разума и идею биокомпьютера.
Я не стану уверять читателя, что открытия Лилли были сделаны в ходе
пламенного романа с Констанс или иным образом вдохновлены ею – как стихи
Павезе. Не слышал я и о связи Констанс с говорящим дельфином. Все это
пустяки. Дельфины, как и женщины, как и некоторые мужчины, и сами могут
вдохновить кого угодно. Однако сделанный Даулинг выбор новой карьеры
впечатляет прелестью и гармонией. После Павезе и Торса – Лилли и морские
млекопитающие! Несомненно, в начале 60-х годов Констанс еще не была
поражена "абсурдным пороком"; ее воля к жизни порождала конфликты и
ситуации, делающие жизни честь и придающие ей смысл.
Все это верно, но, увы, лишь до определенного момента. Поневоле
вспоминаются греческие мифы, восхваляющие мгновенную смерть, которая, по
сути, даже не отрывает человека от жизни, оставляя их вместе навсегда – пока
сердце и мозг еще вменяемы. Ибо в 1969 году, всего 49 лет от роду, лишь семью
годами старше, чем (в свой час) Чезаре Павезе, Констанс Даулинг умерла в Лос-
Анджелесе от остановки сердца, которое почти всегда сродни самоубийству.
Редкий в этом возрасте конец, которому можно только позавидовать, тем более,
что на здоровье она, вроде бы, не жаловалась. Можно с определенностью
сказать: ей по уши хватило романов, смертей и приключений. Боюсь, она
пресытилась и дельфинами.
Для тех, кому смерть – не соблазн, она – освобождение. Кому не
освобождение – увы, соблазн.
69
"Женщина с хриплым голосом" пережила Констанс на много лет. Я уже
говорил, что она оставила мемуары. Они назывались презабавно:
16
Гамлет, как мы знаем, тоже умер. Вот его последние слова:
So tel him, with the occurrents, more and less,
Which have solicited. The rest is silence.
Переводить их следует примерно так (мне настолько стыдно за
общепринятые переводы, что я их даже не привожу):
Скажи ему, в деталях, больше, меньше,
Что требуется. Дальше – тишина.
Как водится у Шекспира, тут полно иронии и игры – слов и смыслов.
Горацио предписано рассказать Фортинбрасу, что произошло – но при этом
не слишком стараться. По-видимому, Фортинбрас всего не поймет. Рассказчику
следует только выполнить свои прямые обязанности. Как и самому Гамлету.
Остальное многозначно. Многослойно.
Первый, самый здравый слой прост: все, за вычетом необходимого, должно
остаться в тайне.
Стало быть,
забудь".
Второй слой еще проще: не следует метать бисер перед свиньями. Им
положено только то, о чем они догадаются спросить (
На самом деле, все это выдумано Шекспиром ради третьего слоя. Гамлет
совершил на земле все, что от него требовалось. Осталось одно – окончательно
ответить на вопрос
смерти – благословенный покой или множественные кошмары вроде земных.
Гамлет, оставив Горацио в живых, отдав корону Фортинбрасу, наконец,
возвращается к своему монологу – к поставленному там вопросу – и решает (как
70
через много лет морфинист Булгаков) в пользу небытия. Нет, там, по ту сторону, ничего страшного нет. Там – тишина. Там – покой. Не случайно Шекспир
употребил здесь, вдобавок к
которого – "покой", в том числе – "вечный покой", "смерть", а лишь потом, на
десятом месте – "остальное", "прочее". В самом полном шекспировском значении
покой".