Из всех детей один Витька оказался каким-то непутёвым. Не всё складывалось гладко и у других, но всё как-то утрясалось, а этот успел уже и жениться, и развестись. Оно бы всё ничего, вот только жалко внучку, такая хорошая девочка, а растёт без отца. Пороть бы его стервеца, как порол его отец, да силы уже не те.
Зато старшим сыном Семён гордился. Живёт Николай в городе, а работает аж главным инженером какого-то крупного завода, и для всех он — Николай Семёнович. Во как. И вот чудно, как он оказался в инженерах. Он об этом часто вспоминал.
В роду у Зарецких основное рукомесло — это крестьянский труд, а это скотина да земля-матушка. И откуда у Кольки появилась эта тяга к железякам и науке? Вроде и учился в деревенской школе, после войны учили их абы как, а он всё одно, отчебучил.
После десятилетки заикнулся про учёбу в городе, но Семён прикрикнул. У него тогда на руках уже были не могутный тятя с маманей со своей колхозной пенсией, аж по восемь рублей на каждого. Кроме Кольки ещё трое, а работник в доме один. Но Колька оказался настырный, не спорил — нельзя, значит, нельзя. А самого заколодило стоять на своём — будет он учиться.
Случилось это летним делом, в сенокос. На покос тогда уходили с ночевьём. Хоть и трудное, но весёлое это было дело: ладили шалаш, в соседнем озерке ставили сети, а сами целый день махали литовками, косили траву. Вечером запалят костёр, варят уху или похлёбку. Ещё пили чай, но чай особый, заваривали его смородишным листом, зверобоем и душицей. Приволье, красота!
На третий день, когда уже выпластали почти всю деляну, Семён послал Кольку к роднику за водой. Ушёл Колька — и нет его, и нет. Спровадили за ним Володьку. Тот вернулся и говорит:
— Тятя, а его нигде нет.
Как так? Кинулся Семён к шалашу, а там записка: «Тятя, прости меня, но я поехал в город сдавать экзамены в институт».
Здорово тогда осердился Семён на Кольку, но и тот, поганец, долго гонор держал, больше года от него не было ни слуху, ни духу. Мать чуть с ума не сошла. Потом объявился. И вот, поди ж ты, какой настырный: жил на одну стипендию и не пискнул, сам себя питал и содержал: то вагоны разгружал, то дежурил ночным сторожем в детском саду, то подряжался в дворники.
Хоть и долго сердился на него Семён, только нет-нет, да и защекочет где-то в душе деревенское тщеславие, — как никак, а из рода Зарецких его сын первым получил высшее образование. Вышел в люди. Тогда, после войны, колхозникам уже полагались паспорта, по налогам тоже послабка вышла, тогда-то из деревни многие кинулись в город, да не все пришлись ко двору и месту.
Когда Колька заявился на каникулы в первый раз, то привёз матери платок, а ему сатиновую рубаху. Чуял за собой вину, что пошёл супротив родительской воли, а подарки — это, вроде, как на мировую. Помирились. А куда денешься, когда парень не в баловство ударился, а в учение. Тут ещё Марья плачет навзрыд, весь платок залила слезой, хоть выжимай.
Сейчас Колька сам дед, внук Васятка ходит во второй класс.
Семён заметил, что бабы стали мало рожать. Раньше у них было три седьмых класса, два десятых. Чтобы не перепутать, делили на «А», «Б» и «В». Теперь это без надобности, всего по одному классу, и то не полному. В Берёзовке вообще семилетка, ребятишки заканчивают десятый класс в Покровке, живут в интернате. А это плохо, когда дети отрываются от своего дома, без пригляда родителей. Потом удивляются, нет у детей тяги к земле, норовят жить в городе. Как удержишь, если с малых лет приучили по чужим углам мыкаться. Старики говорили — нельзя детей отпускать из деревни, пока не женятся и сами не заведут семью.
Да, мало стало детей. Взять хотя бы Зарецких: у деда с бабкой было восемь ребятишек, у отца с матерью — шесть, у самого Семёна — четверо, а у того же Кольки — только двое, у внука Игоря — всего один, Васятка. Во, брат, какая грустная арифметика получается, это куда же мы катимся? А ну, как Васятка вообще будет бездетным? Выходит, тогда роду Зарецких каюк?
Как-то приезжал Колька, разговорились с ним про это, а тот ему грамотно всё и растолковал, как по полочкам разложил:
— Тятя, а зачем сейчас много детей? Ну, зачем? Чтобы они из родителей тянули соки? В садик устроить — проблема, выросли — жилья нет, где новым семьям жить? Государство о молодых не заботится, ну и зачем эта морока? Сейчас все живут для себя. Раньше как? Рожали для того, чтобы в семье было больше рабочих рук и прокормиться, а мать не работала. Жили большими семьями, а сейчас это зачем? Сейчас не руки кормят, а голова.
— Так скучно же без детей. Ради чего тогда и жить? Как же без детей и внуков, без их возни и гомона. Не видеть, как они тянутся к тебе, цепляются слабыми ручонками за жизнь, а ты им помогаешь, и сердце кровью исходит за них. Так на Руси было с испокон веков. Только так она могла за себя постоять, сам же знаешь, сколько охотников было на нашу землю-матушку.