Деревенская околица. Рассказы о деревне

Если честно сказать, почему он здесь был своим человеком, то вы будете смеяться. Он отдыхал и спасался здесь от… родной жены Сони. Причём, каждый год. Пасека была тем местом, как сказал поэт: «Где оскорблённому есть чувству уголок». Жена Соня с самой свадьбы ревновала его с такой жуткой силой, что Отелло супротив неё был жалкий неврастеник.

Вот и все гости. Разве что когда кто-то прихватит с собой на пару дней кого из друзей или кто своего парнишку прихватит.

Сам Егор Иванович механизатор был некудышний, потому трактор больше стоял без дела. И вот появлялся Костя, привозил какие-то железяки, не мешкая, начинал греметь ключами, копаться в моторе и заводить мотор. Как муха весной оживает на солнцепёке, вначале шевелит лапками, крылышками, так и железный старичок. Несмело чихал, как прокашливался, пускал к небу голубые колечки, потом разом выдыхал застоялую сонную хворь, и начинал мелко и ровно дрожать. Задышал.

Костя за день успевал выпластать весь покос и даже натаскать сухостоин на дрова. С обеда следующего дня он конными граблями сгребал сено, а уже на третий день всем гуртом ставили три здоровенных стога. Два Егору Ивановичу, на корову и Гнедка, а один Косте. Так что он был вроде на отдыхе, но и при деле.

Хлопотное, но весёлое это было дело. На место будущего зарода волокушей стаскивали копны. Тут уж Егор Иванович за главного, он на стогу сено раскладывал и вершил стог. Только покрикивал, куда валить пласты пахучего сена. Смех, крик, суматоха, мелькают вилы, за шиворот сыпется сенная труха… брр… щикотно! А тут ещё пот градом. Ничего, всё одно вечером баня.

Стог растёт, растёт и вот уже простыми вилами не дотянуться, и тут, кто посильнее, берётся за деревянные, трёхрожковые. Здесь нужна сноровка. И вот кто при силе, крякнул, поднатужился и только — раз! Лохматая копна поплыла вверх, а там её подхватывает Егор Иванович. Несколько копён и стог готов.

Николай Борисович, как представитель мира прекрасного, граблями очёсывал стог со всех сторон, придавал ему эстетический вид, как бы делал последний мазок на холсте Природы. И вот оно чудо — один готов. Умело поставленный стог — это загляденье! Это, своего рода, произведение крестьянского искусства.

***

И вот наступил долгожданный день. Гости обычно приезжали к обеду, на этот раз приехали все, а Николай Борисович даже со своим младшеньким Максимкой, парнишкой лет тринадцати. Как скричались! Мама родная! Здороваются, обнимаются, галдят. Потревоженные гуси гогочут, Шарик прыгает и заливается колокольчиком, радуется гостям. Егор Иванович — на седьмом небе. Одичавшие за лето внучата исподлобья глядели на гостей и никак не могли понять, почему все так переполошились?

В первый день гости вели себя, как ребятишки после скучной и длинной зимы. Шумно устраивались, озоровали, шутили. Обязательно топили баню по-чёрному. Банька стоит на берегу Громотухи у небольшого омутка, обложенного с одной стороны диким камнем. Каменку накаляли так, что ковш воды вмиг брался паром, она сердито ахала, исходила невидимым сухим жаром и шипела. Вениками парились только свежими, ломали их тут же, за баней. Веники пушистые, листья глянцевые, а по веточкам ещё снуют сердитые перепуганные муравьи.

Что-что, а уж париться гости любили, особенно Николай Борисович. Он в бетонном городе, в клетке на десятом этаже мокнет в ванне, а после этого его ещё и поздравляют: «С лёгким паром!» Как в насмешку, поэтому он весь год мечтает об этой дорогой минутке. Тут уж он душеньку отводил. Жар такой, что волос на голове трещит, а им хоть бы что. Вениками себя охаживают, и от удовольствия покряхтывают, аж подстанывают. Потом с криком — бултых в омут! Холодная вода покалывает, как иголками. Визжат, фыркают, ухают. Господи, какое же это блаженство!

На бережку, чуть поодаль, как пингвинчики застыли внучата Егора Ивановича. Тут же и Шарик. Они с изумлением глядели на голых, розовых, скачущих гостей и им казалось, что эти дяденьки сошли с ума или не иначе, как из цирка. Это они так шутят.

После бани гости отдыхали, а потом уже садились за стол.

Перед этим была неписаная традиция — гости вываливали диковинные городские продукты: тушёнку, колбасу, сыр, крупы, макароны, консервы, копченую красную рыбу… Всё передавалось под начало Настасьи Фёдоровны. Егору Ивановичу привозили к «ижевке» патроны, порох и на потеху какую-нибудь диковинную бутылку заморского зелья. Настасье Фёдоровне — что-то из хозяйственной утвари: мясорубку, мелкое сито, сепаратор для молока. Одним словом то, что она загодя просила привезти.

Гости всегда были весёлые, хотя и трезвые, что очень удивляло Егора Ивановича. Как так? А они пили изредка, разве что с бани или с устатку. Зато любили медовуху, и чтоб из погреба, да чтоб она кипела холодными пузырьками. Пили с удовольствием.