Деревенская околица. Рассказы о деревне

Матвей, не будь дураком, карточку где с орденами Славы, и эту, где без ног на фоне развалюхи, в конверт вместе с бумажками из райисполкома — да всё письмом в Москву. И не кому-нибудь, а самому маршалу Клименту Ефремовичу Ворошилову. Так, мол и так, за что же я кровь проливал, в самолёте горел и ног лишился, если живу в тайге по-скотски, а за свои деньги у власти не могу на дом лесу выпросить?

Где-то через месяц, военком и председатель райисполкома примчались, как ошпаренные. Лично вручили наряд на семьдесят кубов строевого леса. И ещё обещали помочь, если не хватит. В конце, сволочи, даже извинились за то, что не разглядели безногого Героя войны. Спохватились, когда припекло.

Тятя мой был хитрый, сразу смекнул свою выгоду. Если я на счастье с фронта пришёл раненый, но не увечный, то на своё несчастье — лесу мне на стройку не полагалось. Потому он берёт бутылку самогона и вечером мы пошли к Матвею.

И вот какой расклад получается: у Матвея есть лес и деньги, но нет ног — как ему строиться? У нас целые руки-ноги и можем строиться, но нет денег и леса. Смекаешь? Распили бутылку и столковались так: мы пилим и вывозим лес, потом рубим Матвею дом, а вот все излишки леса он отдаёт нам вместо оплаты. Ясно, Матвей на седьмом небе. Ударили по рукам.

А тятя мой был не только хитрый, но ещё и умный мужик. Сказал Матвею, чтобы ещё выпросил билет на двадцать кубов леса. Потом прикинул, подсчитал и весь лес до последнего бревна пустил на брус, а отлёт пошёл на тёс и плаху. Вот тебе стены, пол, потолок и крыша. Родни у нас много, маманя на подмогу завела два лагушка браги, и к осени у Губаревых, как жёлтенький цыплёнок, стоял красавец — крестовый дом.

Потом из того, что осталось от дома Матвея, мне сруб поставили. Правда, небольшой вышел, всего пятистенник, но такой ладный, одно загляденье. Народ тогда был не богатый, потому дружный. Два раза собирали «помочь», потом: кто рамы связал, кто печь из глины сбил, а то всё мы с тятей да Настей. Она тогда уже была тяжёлая Мишаней, но со стройки не угнать. То конопаткой мох в пазах подбивает, то щепу метёт, что-то мажет, белит. Мы каждую плашечку, каждую досточку вот этими руками перенянчили. Как птахи вили себе гнездо. А как радовались!

Знаешь, Николай Борисович, по-моему, чтобы человек познал счастье, надо чтобы он хлебнул настоящего горя. Чтобы было с чем сравнить, а я хорошо знаю цену своего счастья.

Наконец, и у нас появился свой угол. Стали помаленьку обзаводиться всем необходимым. Своя кровать, своя тарелка, ложка… О-о, брат, счастье то где, когда его своими руками по крохам собираешь. А ты говоришь — продай. Да ты в своём уме?!

— Дом в деревне, вы в лесу, и не скучно одним?

— Некогда скучать. Как только закончится сезон с пчёлами, мы и переселяемся в деревню. Везём дрова, сено, птицу, гоним Зорьку с Буяном. Не нарадуемся. Так же хорошо. Почитай, цельный месяц то к нам гости, то мы по деревне блукаем.

Надо просто радоваться всему. Пошёл убираться со скотиной, задал ей корма и глядишь, как они хрупает сеном. Это ли не милое дело? Или вот ещё, когда на улице слякоть или земля морозцем возьмётся, и так на улице стыло, зябко и погано, а дома тепло, уютно. Настя затеет печь хлеб и такой по хате дух, что голова кругом. Часы тикают, за печкой сверчок стрекочет и опять же телевизор весь мир тебе кажет. Ну, что ещё надо человеку? Из всего этого и состоит жизнь, надо только уметь радоваться.

Когда придет весна, мы кочуем на пасеку, опять соскучишься по простору, а там, глядишь, и вы пожаловали на наш медовый месяц. Так и живём с моей Настасьей да ещё и Фёдоровной.

А живём мы с ней уже скоро сорок годочков и всё миром.

В этом дому мы трёх ребятишков на ноги подняли. Я к нему только потом трёхстенок пристроил да шифером перекрыл. И неужели я своё родное гнёздышко променяю на поганые бумажки или на городскую квартиру, хоть и с тёплым туалетом? Тут на бугре покоятся тятя с маманей, дед с бабушкой и наше место тут.

— Прости на худом слове, но всё же спрошу тебя. Как получилось. что дети, всё же подались в город. Как ты не доглядел?

— А что тут поделаешь? Это и плохо, что они к лёгкой жизни тянутся. Поехали учиться в город, да там и застряли, засосал их проклятый город. Зовут и нас, да только тут наше место. Видать, нам так на роду написано. Вот внучат приучаю к деревне, да только вижу, что деревня им в тягость, не дождутся осени, чтобы их поскорее забрали в город. Обидно, а что тут поделаешь?

***

Время летит незаметно, день сменяет вечер, потом снова утро и всё повторяется. Незаметно подошла пора гостям собираться в дорогу. Это походило на хлопоты птиц, когда они собираются лететь на юг. Здесь хорошо, но зимовать нельзя, и сердце щемит от предстоящей разлуки. Это Егор Иванович и не любил, загодя начинал нервничать, сердиться, как будто его в чём-то обманули.

А всё просто, кончился праздник. Пролетел медовый месяц.