— Так он же попорченный!
— Это верно. Ладно, вот вам, бабушка, четвертной, купите себе новый платок, а в другой раз на концерте сидите смирно.
Хорошо сказать «купите», а где? Тогда это был страшный дефицит, она его хранила с тех пор, когда ещё была зав. фермой и купила в автолавке. Что тут началось! Это надо было видеть. На «второе отделение» можно было продавать билеты! Кудияриха визжит, размахивает дырявым платком, администратор кричит, что больше червонца не добавит, а зал — в лёжку от хохота.
Так звёзды цирка и эстрады, сами того не желая, развенчали Кудияриху и спустили с орбиты борьбы за правду. Долго потом смеялась деревня, поэтому она меньше показывалась на людях.
***
Вот так и жили. Деревенские люди отличаются от городских. Они по-детски наивны и доверчивы. В большинстве своём, это большие дети, добрые с чистой душой. Может они не слишком образованы, и не говорят с утра до вечера «Благодарю вас!», «Пожалуйста!» и «Прошу вас!» Даже если не все знают, в какой руке держать вилку и нож за обедом, зато они своим трудом производят всё то, что лежит на нашем столе. А это главное.
БЫЛ БЫ ДОЖДИК, БЫЛ БЫ ГРОМ
Весна. В третьей бригаде полным ходом идёт сев. Трактора таскают взад-вперёд сеялки, а за ними тянется шлейф пыли. Появляется райкомовская «Волга», останавливается. Из неё выходит первый секретарь, Смирнов и председатель комитета народного контроля, Пьянков. Мужик уже в годах, въедливый и ехидный.
— Вот, сами посмотрите, Юрий Михайлович, — обращается он к секретарю, — никого не слушает, вытворяет что хочет. Я лично с ним вчера говорил, никого не празднует, гнёт своё.
Перед ними стоит бригадир, Ситников Василий Романович, пожилой человек, с обветренным лицом, усталый и сердитый. Молчит. У него уже есть опыт общения с начальством, чем они скорей отцепятся и уедут, так лучше. А начни спорить, заклюют.
— Это что за дисциплина, Василий Романович? — Спокойно и по-деловому начал секретарь. — Какая же это культура земледелия? Ты же сам крестьянин, а почему так безобразно обращаешься с землёй. Мне ли тебя учить? Огрех на огрехе, вон сам гляди, развороты сеялок вообще не заделаны. Как так можно работать?
— Всё будет заделано и засеяно. Обещаю. Не будет огрехов.
— Тебе кто позволил так уродовать поле? — Опять забрызгал слюной Пьянков. — Юрий Михалыч, не верьте ему, он мне вчера точно так же, слово в слово говорил, а посмотрите что делается? Галопом скачет по полям. Что это такое.
— Что вы переживаете? Это моя забота, всё будет нормально, — устало говорит Василий Романович, — мне сейчас главное, как можно больше засеять, потом все огрехи обработаю.
— Почему же ты их сразу не заделываешь?
— В пятницу будет дождь. Если все агрегаты будут кружить по огрехам и лоскуткам, я упущу время. А я хочу засеять и пустить под дождь основное поле. Очень вас прошу, не напрягайте меня, я же не хуже вас понимаю, что делаю.
— Кто тебе такое сказал, что будет дождь? — Насторожился Пьянков. — По прогнозу он будет только в конце июня.
— Наши старики все толкуют. Я и у деда Пахома спрашивал, тоже говорит, что ждите дождь в пятницу. У него ноги начали болеть, прямо мозжат. Это точно, надо дождь ждать в пятницу. Вот поэтому и приходится торопиться, надо успевать.
— Честное слово, ну дитя малое, — по-бабьи всплеснул руками Пьянков, — у него дед Пахом говорит! А метеосводка что говорит? Тебе что, партбилет надоел? Не-ет, я не могу! Хоть вы на него подействуйте, Юрий Михалыч.
— Ты вот что, — насупился секретарь, — кончай эту самодеятельность, заворачивай все агрегаты и чтоб всё обработали как следует. Я лично за этим прослежу. Ясно?
— Ясно. Только не буду я этого делать, — упёрся бригадир.
— А я тебе приказываю! — Уже с угрозой говорит Смирнов.
— Слушай, секлетарь, — вдруг озлился Василий Романович, а когда он сердился, то всегда плевал на этикет и тоже начал «тыкать «секлетаря», — ты у себя в кабинете командуй, а тут я хозяин. Ты кто, милиционер? Тогда арестуй. Мне колхоз доверил поле, и я за него отвечаю. У меня на плечах что? Тыква, как у твоего народного контроля, придурка Пьянкова, который с землёй никогда не работал. Или я враг, какой? Это поле и меня кормит.
Смирнов от такого напора оторопел, а Пьянкова стал даже заикаться, потом стал грозить, что накажет рублём.
— А ты меня рублём не пугай. Я его не то что ты, трудом зарабатываю на этой земле, а ты штаны протираешь да ещё и всем мешаешь работать. Ты сам в крестьянском деле хоть маленько разбираешся? Кто ты такой? Ты же пустое место, паразит!
— Всё! — Прикрикнул секретарь и сразу перешёл на «вы», понял, тут и сам можешь схлопотать. — Прошу вас, товарищ Ситников, явиться в пятницу к двум часам на заседание бюро райкома. Вместе с секретарём парткома колхоза.