Деревенская околица. Рассказы о деревне

Пока они грузили рыбу, запихивали отобранные сети в мешок, начальник ГАИ Ерёмин со своим водителем незаметно покинули место разборки и скрылись в кустах. Когда рыбные инспекторы расселись по машинам и двинулись ловить других браконьеров, вдруг раздался вой сирены, и милицейский «уазик» с мигалкой перегородил им дорогу. Только Ерёмин был уже в форме майора. Он тормозит весь рыбнадзор и командует:

— Стоять, ГАИ! Операция по контролю за работой рыбной инспекции. Прошу документы на транспорт и водительские удостоверения. Если водители пьяные — конфискуем автотранспорт.

Как в комедии Гоголя «Ревизор», была немая сцена, а когда сотрудники рыбнадзора очухались, все гаишники уже были в форме, трезвые и занимались своим делом. Составляли протоколы, проводили тестирование на алкоголь — заставляли водителей дуть в трубочки, которые сразу же посинели. Всё — приехали.

А конец истории такой. Гаишники получили назад свои десять тысяч рублей, водку и сети. А в качестве отступного, рыбнадзор ещё отвалил им три мешка отборной рыбы. Когда рыбные инспекторы уезжали, то «добрый» рыбный инспектор, который взял, а потом вернул назад деньги, обратился к своему начальнику, Дмитрию Семёновичу со словами из нашего анекдота:

— Послушай, Джон, а тебе не кажется, что мы только что бесплатно нахлебались дерьма, и ничего не заработали?

ЖАЖДА ПЕРЕМЕН

В колхозном Доме культуры идёт отчётное собрание. В зале нет свободных мест. Такая активность в начале перестройки была впервые со времён Хрущёва. Собрание волнуется. Голова идёт кругом, дух захватывает. Шутка ли, говорят о том, за что раньше волокли на Колыму — о коллективизации, только наоборот. Сами решают, что делать с колхозом? Вот до чего дошла демократия!

После этой перестройки и разгула демократии долг колхоза перевалил уже за двести миллионов, всё рушится, разваливается, а государство не торопится списывать долг. Это со времён Сталина, когда каждый год по весне снижали цены, а все долги с колхозов списывались, так как тогда большинство их было убыточными. Вот и сейчас без поддержки государства надои упали, техника не ремонтируется. Одни кричат, что виноваты коммунисты, другие орут, что при них хоть какой-то, но был порядок, и люди были с зарплатой. То и дело слышится газетное: «Приватизация!», «Акционерное общество», но чаще — «Раздать землю!»

Это, значит, уйти из колхозного рая. Только как быть с долгами? Всеми завладела идея, как вместо этих миллионов долга показать родному государству кукиш? Если оно спалило все вклады, что были на сберкнижках, то почему бы и его не наказать? Предлагают колхоз распустить, землю раздать на паи и разбежаться. С кого тогда требовать миллионы? А как только их спишут, снова в кучу со своими паями, но под другой вывеской. Шум, крик, ругань… Понятное дело, вопрос серьёзный.

И тут встаёт дед Прудников и шагает к трибуне. В зале оживление, переговариваются: «Сейчас дед что ни будь отчебучит!» Он в деревне вроде деда Щукаря. И как в воду глядели.

— Я так скажу, — начал он, — как плохо не живём, а есть хочется. И если мы доедаем колхоз начисто, то как его ни называй, хоть ассоциацией, хоть приватизацией — всё одно нам кердык. Раздать землю и пущай каждый за себя горбатит. Все эти объединения — на дурака. Как Кузьма Васюков не работал в колхозе, он и в этих ассоциациях гужи не порвёт. Земля ему даром не нужна, на ней же работать надо! А если работать в складчину, то хоть работай, хоть дурака валяй, всем платят поровну.

Поднялся шум, выкрики из зала: «А где техника?», «Кто даст семена, запчасти и горючее?», «Умник какой нашёлся…»

Тогда дед и говорит:

— Есть другой путь — простой и без затрат. Надо наш колхоз «Путь к коммунизму» назвать на новый лад, ну, скажем, «Кто больше украдёт!» Или — «Ни бей лежачего».

Смех, оживление, голоса: «Ты чё, дед, совсем сдурел?», «Как можно?», «Почему, объясни толком!»

— А потому, — говорит дед Прудников, — счас растолкую. Пасу, значит, я коров по осени, а на соседнем поле Прокудин Митроха на комбайне молотит пшеницу. Его штурвальный, Мишка Попов в лесополосе возится с какой-то железякой, стучит но ней молотком. Флажок над комбайном — значит они ещё по старому ударники коммунистического труда! Вижу, Митроха остановил комбайн, насыпал четыре мешка зерна и спрятал в копну.

Митрохин голос из зала: «Какое твоё право не знаючи дела сразу брехать. Врёшь всё! Ты далеко тогда был и не мог видеть!»

Дед продолжает:

— Я всё примечаю. Не успел сообразить, вдруг вижу, что к этой копне уже крадётся наш учётчик Макарка Шаповалов.

Теперь уже из зала орёт Макар: «Гоните этого брехуна, что вы его слухаете? Там вовсе и не копна была, а так себе, мешки чуть притрусены соломой…» А дед опять продолжает своё: