Деревенская околица. Рассказы о деревне

— Посмотрю, как вы сейчас запоёте, — говорит. — когда он меня склонил к интимной телесной близости, то говорил, что готов наше ложе любви выстелить лепестками роз. А за неимением роз на пол постелил… партийную газету «Правда». И даже не это страшно, а всё кощунство в том, что на ней как раз был портрет вождя международного пролетариата — самого товарища Ленина!

Всё. Как говорят — приплыли. Хана товарищу по партии. В тридцатые годы только за это светила статья вплоть до расстрела, а Колыма была, как награда. Только вдруг все видят, как злодей Толя Крапивин что-то лихорадочно на пальцах подсчитывает, потом подхватывается с места и громко кричит:

— Граждане судьи! Запишите в протоколе — если у этой голодной на мужиков зубатой кобылы ровно 30 сентября родится ребёнок, то я согласен восемнадцать лет платить алименты. Но не женюсь на ней даже под расстрелом! Клянусь партийным билетом! А если сказать по правде, то это она меня тогда подпоила и затащила к себе в кабинет, а теперь ещё хочет одеть хомут.

Вот и всё. Анатолию Николаевичу, как и положено, объявили самый-самый строгий выговор с занесением куда следует, и отпустили с миром. Только он от этого выговора даже не чихнул.

А 30-го сентября у Ирины Фёдоровны никто не родился, и Крапивин сэкономил 18 лет алиментов. В тресте многие даже не удивились этой любовной истории, всё шло по русской народной пословице: «В чужых жён чёрт ложку мёда кладёт».

XXIV СЪЕЗД ПАРТИИ

Во времена коммунистов формализм и показной энтузиазм зашкаливали. Особенно во время съездов партии. Тогда в его адрес шли поздравительные телеграммы и трудовые рапорты. Кто сколько в честь съезда намолотил зерна, выплавил стали, выдал угля на горá и так далее. Понятно, что это никого не трогало, все понимали — так надо. Это организационный атрибут очередного и, конечно, исторического съезда КПСС. А вот что всех руководителей касалось — во время съезда нельзя было допустить ЧП! Это считалось, чуть ли не диверсией и подрывом авторитета КПСС. По таким фактам делались серьёзные оргвыводы. Иногда отделывались выговором, но бывало, что отбирали партбилеты.

Обычно перед съездом партии, райкомы собирали руководителей всех уровней, и первые секретари ещё раз вдалбливали:

— Надеемся, что все осознают меру ответственности за организацию работы ваших подразделений во время работы съезда. И не дай бог, если у кого-то в хозяйстве случится сбой в работе.

Все проводили собрания трудовых коллективов, беседовали с коммунистами, были круглосуточные дежурства руководителей и специалистов… Все понимали, что от работы съезда стране не холодно, не жарко, но так надо. Лучше поостеречься, чтобы во время съезда ничего не случилось, всё прошло без происшествий. Иначе можно было остаться без партбилета, а значит без работы.

Помню, когда я работал председателем колхоза, как раз проходил XXIV съезд КПСС. Нас так же собирали в райкоме, но всё прошло нормально: доярки доили коров, на МТМ готовилась техника к посевной, все бригадиры и специалисты были на местах. Всё шло, вроде, нормально, но в самый последний день работы съезда у меня случилась беда — уголовщина. Среди ночи раздаётся телефонный звонок с колхозной котельной.

— Фёдор Ильич, это звонит кочегар, Василий Мухортов. Срочно приезжайте сюда, у меня в кочегарке лежит покойник.

— Какой ещё покойник? Неужели ты сам кого грохнул?

— Никого я не грохнул, приезжайте, а то я боюсь ночью работать с мертвецом. Не приедете — брошу всё к чёртовой матери.

Ничего себе, на улице мороз за тридцать, а наша котельная отапливает половину райцентра, в том числе райком и райисполком. Не дай бог, что серьёзное, тогда меня без масла сожрут и не подавятся. Быстро оделся, завёл УАЗик и покатил в котельную.

Приезжаю. Кочегар Мухортов уже поджидает меня на улице. Вижу, у него под глазом огромный фингал и губы разбиты. Такое бывает редко, так как на ночь котельную они всегда закрывали.

— И кто же это тебя так отоварил? Слушай, а ты случаем не пьяный? Давай рассказывай, что тут у тебя случилось?

— Вы сперва разберитесь, а потом наезжайте.

Заходим в котельную. По привычке к топкам — уголь горит ровно, термометр показывает в котлах нужную температуру.

— А теперь давай посмотрим, где твой упокойник.

— Пошли, сам увидишь.

Котельная отгорожена перегородкой, за ней находились мастерская и бытовка с топчаном и столом. В мастерской стоял верстак с тисками, ящик со слесарными инструментами, на стеллаже лежали трубы разного диаметра и всякий нужный хлам. В другой комнатёнке кочегары переодевались, отдыхали и ели.

Вообще-то я не трус, но покойников не то что боюсь, но побаиваюсь. Как и у всех, при виде покойника появлялся необъяснимый страх. Но что интересно, когда у меня на производстве объявился труп, то это был уже рабочий момент, поэтому я особого страха не ощутил. Лежит на полу лицом вниз какой-то мужик, одна рука, как у пловца в замахе выброшена вперёд, другая неестественно подогнута под себя. Спрашиваю у кочегара:

— Как он попал сюда? Ночь, двери закрыты, зачем открывал?