— Фёдор Ильич, что хотите делайте, но я один кочегарить ночью не буду. Хоть смейтесь, но одному тут оставаться жутко.
— Ты покури на улице, — говорю, — я что ни будь организую.
Пошёл в колхозную контору, там дежурила Мария Семёновна Пастухова, женщина смелая, на фронте она была медсестрой. Я обрисовал ей ситуацию, а она мне сама и присоветовала.
— И это проблема? Я на фронте работала в «поезде милосердия», с передовой вывозили раненых в тыл. Ни без того, часто раненые, даже после операции умирали, а врачи от усталости валились с ног. Наш санитарный поезд с ранеными шёл почти без остановок, так что умерших некуда было девать. Пока до следующей остановки едим, иногда спали с мёртвыми — мест не хватало. А сейчас не война. Мы с Васькой до утра дотянем.
Пошли с ней в котельную, я Мухортову всё растолковал, бутылку с водкой им оставил, и они спокойно до утра доработали. Подбросят угля, котельную на замок, чтоб ещё покойника не подкинули, и в колхозную контору. И ей веселее — сидят, водочку потягивают и чаи гоняют. Через время вдвоём сходят уголька в топку подкинуть, и опять за чаи да разговоры.
Так мы не подкачали, и достойно встретили очередной XXIV исторический съезд КПСС. А в райкоме, при подведении итогов нашей работы в период съезда, я про покойника не стал говорить.
ИЗДЕРЖКИ ДЕМОКРАТИИ
Многие мне могут не поверить, но это сущая правда, да к тому же в Покровке каждый это может подтвердить. Случилась эта забавная и поучительная история со Степаном Петровичем Касьяновым, о ней в районе вспоминают ещё до сих пор. А всё началось с крыши его дома — стала протекать.
Петрович со своим радикулитом по крышам уже лазить не мог, не тот возраст. Дети стариков Касьяновых «вышли в люди», а потому жили аж в Новом Сибирске. Люди занятые, старший сын заведовал какой-то кафедрой в солидном институте, дочка работала на телевидении, потому они их своей крышей пока беспокоить не стали. Думали, что им помогут на месте, тем более, что у них половина деревни родни.
Степан Петрович всю жизнь отработал в колхозе на тракторе, и работал на совесть. Потому отправился к начальству просить, чтоб помогли перекрыть эту проклятую крышу. Всё-таки пенсионер, ветеран труда, кроме того — фронтовик. Только зря он надеялся. С этими реформами всё полетело вверх тормашками: вместо колхоза образовалось какое-то ОАО «Трутень», а его директором был Коля Быков, сын свояка Егора Колашникова. Тот внимательно выслушал родственника, а потом говорит:
— Забудь, дядя Степан про халяву, так как сейчас рынок. Ты свой земельный пай кому снёс? Правильно, фермеру Гришане Ложкину. А если так, то к нему и топай. А про нас забудь.
Дед наладился спорить, говорит, что пай паем, а он в этом колхозе полсотни лет отпахал на тракторе и неужели ремонт крыши не заслужил? Только всё попусту, тому разве докажешь — колхоза уже нет, а раз нет, то и разговора нет. Вроде, он и прав.
Ладно. Пошёл он к фермеру Ложкину (сам фермер Гришка ему тоже доводился роднёй по двоюродному брату Фёдору). Но оказалось, что сейчас все молодые, да ранние. Ещё толком своё дело ему не обсказал, а этот родной племянничек его с полуслова отбрил, да так всё убедительно и складно. Говорит:
— Дядь Степан, ты на свой земельный пай зерно и отходы получаешь? Получаешь! Теперь хочешь, чтоб я тебе ещё и хату ремонтировал? А не жирно будет? Ты где до пенсии работал, в колхозе? Вот пускай Колька Быков о ветеране позаботится, это он должен твоей крышей заниматься. Скажи, я хотя бы раз тебя с зерноотходами или зерном обидел? Разве не так?
Вроде бы и он прав. Все правы, а крышу ремонтировать некому. Поругался с ним маленько Степан Петрович, потом махнул на всё рукой, думает — сколько ему жить-то осталось, а тут ещё надо нервы по пустякам портить. Правда, бабка ругалась, но её понять можно — как только дождь, так по всей хате расставляет тазы, вёдра, а в них всё кап-кап да буль-буль…
Неизвестно, чем бы это всё закончилось, но тут дожди лить перестали, и напряжёнка с крышей на время отодвинулась. Только бабка всё зудела, а Петрович решил — как нибудь само собой образуется: или дети помогут, или этих чертей, Кольку с Гришкой совесть заест. И вы не поверите, но всё само собой и решилось. Но как! Вы только послушайте.
Надо сказать, что Петрович был заядлым рыбаком,
это он пристрастился, когда ещё работал. От грохота мотора и жары в тракторе звон в ушах стоял, а на бережку Песчанки он приходил в себя и остывал. Бабка сердилась, а его даже на пенсии тянуло на реку. Сидит на бережку, ветерок обдувает, камыши шумят, тиной и рыбой пахнет — хорошо! От Песчанки прохлада и покой. А тут ещё, глядишь, на уху или жарёху рыбки надёргает.