Деревенская околица. Рассказы о деревне

Хлеб мой всегда был на отличку. Всё дело в том, что я потомственный хлебопёк, мой дед и отец тоже пекли хлеб, и я с малолетства прикипел к этому делу. Хлеб я понимал, ну и, конечно, мне передались кое-какие семейные секреты. Много зависит от муки, влажности. Скажем, если она чуть выше нормы, значит, надо дольше выквашивать, и ещё два-три раза тесто подбивать.

И потом, тогда всё делалось вручную, а это очень важно. Тестомес и тестоделитель — это хорошо, облегчают работу, но бездушная железяка, она и есть железяка. Но самая важная деталь — дрожжи. У меня свой семейный рецепт, — я к заводским дрожжам всегда добавляю хмель, и дрожжи у меня получались как бы хмелевые. Хмель заготавливал сам, ездил по деревням вдоль Оби, где его все заготавливают, закупал и работал без горя.

Настоящую пекарню построили на следующий год к осени, тогда и легче стало работать. Работали в две, а в уборочную в три смены, так как хлеб требовался всегда. Пока не построили жильё, я семью не перевозил, и жил один в пекарне. В уголке палатки была кровать. Когда наступала зима, то переезжал со всем хозяйством в подвал склада. Там всю зиму работал и спал.

Не знаю, куда тогда смотрел профсоюз, но первые два года я работал без выходных и отпусков. И это было для меня нормально, хлеб-то нужен был, как воздух. И потом иначе было нельзя, все так работали. Совхоз создали, и работал он, чтобы накормить страну хлебом, и нельзя было допустить, чтобы сами хлеборобы сидели без хлеба. Это же тогда было всем понятно».

ПЕРВЫЙ ЭКЗАМЕН

Слышали поговорку: «Был бы дождик, был бы гром, и не нужен агроном»? Доля правды в этом есть, но агроном нужен в любом колхозе, так как бывает, что и дождь не всегда в радость. Дело, о котором пойдёт речь, случилось в самом начале рыночных реформ, когда ещё в чести были старые традиции.

Вы, наверно, помните фильм «Холодное лето 53-го»? Тогда была и радость от большой амнистии, и горе от некоторых освободившихся заключённых. Точно такое же лето случилось и в 1983 году. Мало того, что лето было дождливым, так ещё с трудом выращенный урожай непогода не давала убирать. Наступила уборочная, а комбайны на приколе. Дожди нудные, холодные.

Что делать? Сибирь-матушка, она и есть Сибирь — зона рискованного земледелия и ничего тут не поделать. Если ждать, то вообще ничего не соберёшь, а ещё обещали дожди со снегом. В общем, забот хватало. Механизаторы жили в поле, и чуть появится просвет, скорее убирать. Зерно влажное, того и гляди загорится. Хорошо, что у нас в районе был свой элеватор, все сушилки работали на полную мощность круглые сутки.

Это был выход, но когда подсчитали, во что эта сушка колхозу обойдется, схватились за голову. В тот год всё шло наперекосяк, животноводство по молоку и мясу еле сводило концы с концами. Оставалась вся надежда на полеводство, но сушка зерна съедала прибыль. Главный агроном у нас был только из института и работал первый год. Но парнишка был смышлёный и расторопный. Весной, когда шла приёмка посевов, то наши поля были признаны лучшими в районе, а ему начальство так и сказало:

— Молодец! Так держать, Владимир Павлович. Ждём от тебя рекордов! Это твой первый экзамен. Постарайся его выдержать!

Подняли дух молодому агроному, как крылья дали. Он заочно поступил в аспирантуру и всё колдовал над разными опытами, а опытным полем для него стали около десяти тысяч гектаров колхозной пашни! Он всё с наукой увязывал, а экономика была на первом месте. И вдруг такая беда, что и врагу не пожелаешь.

— Если мы всё зерно продадим, то и тогда не хватит денег окупить затраты. Трудно было даже представить — около тысячи рублей за сушку одного процента влажности отработанного зерна! По законам науки, это было полное банкротство.

На районном элеваторе только руками разводят:

— Всё так. Вы посчитайте, сколько с нас дерут нефтяники, и в какую копеечку влетает каждая тонна дизельного топлива.

Председателем колхоза у нас был Рубцов Василий Иванович. Мужик толковый, из практиков, давно уже руководил колхозом. Тем более, фронтовик. Стал он успокаивать молодого агронома:

— Не переживай ты, Володя (между собой он агронома звал по-свойски, без отчества). Всё утрясется. Вырулим как ни будь.

— Уже утряслось. Загубил я колхоз. Всё полетело к чёрту. Все эти экономические выкладки вылетели вверх тормашками в трубу, вместе с зерном и дизельным топливом.

Вот такой был наш агроном, сердцем болел за колхозное добро, как за собственное. Вызывает его как-то председатель.

— Собирайся, едем на элеватор. — Говорит Василий Иванович. — Постараемся вырулить из этой экономической ситуации.

Поехали. А элеватор у нас мощный. Как только начали целину осваивать, так его и отгрохали. А директором там работал Пётр Фомич Старостин. Работал со дня его основания. Мужик хитрый-хитрый, из хохлов. У него давно всё отлажено и руководил он своим хозяйством играючи. У него свой режим и распорядок. А пил он всегда, но рационально, с умом и пользой для дела. И в алкогольном употреблении у него было три стадии.