Деревянная грамота

Семейка же, что-то подметив, беззвучно засмеялся. Данила даже брови свел, вглядываясь в лицо товарища, – что его развеселило? И вдруг понял! И Трещале, и Одинцу незачем было слушать, как неизвестные налетчики выкрали грамоту. Они это прекрасно и сами знали, потому и не задали необходимого, казалось бы, вопроса!

– И девка оказалась смышленая – тех, кто мертвое тело выкрал, выследила! – с неожиданным для самого себя весельем сообщил Данила. – И нам тот двор указала, куда тело увезли, и потом туда пробралась, и донесла, что тело-де выкрали по просьбе скоморохов, что это был их парнишка, и мы ей поверили…

– Это ты в Томилу, что ли, метишь? – догадался Трещала. – Так мало ли скоморохов на Москве?! Перед Масленицей-то все ватаги сюда тянутся!

– Да ну тебя с твоим Томилой! – оборвал его Богдаш. – Знай помалкивай!

– И оказалось, что никаких парнишек скоморохи не теряли, не хоронили, так что девку нашу на том дворе, куда тело свезли, перекупили! И, как врать, научили, – завершил Данила. – Что дальше-то говорить, Тимоша?

– Да ты уж все сказал, – Тимофей повернулся к Одинцу. – Что молчишь, Аким? Это ведь на твой двор парнишку привезли! Это ведь ты девку перекупил! Это из-за тебя мы столько времени потратили на скоморохов!

– Вот она, правда-то, и вылезла! – завопил Трещала. – Я-то уж не знал, не ведал, какому святому свечки ставить! Простите меня, молодцы, не знаю, как звать-величать!

Он выскочил из-за стола и размашисто поклонился конюхам в пояс, всем четверым.

– Рано радуешься, Трещала, – осадил его Тимофей. – Пусть сперва Одинец скажет, так ли дело было.

Одинец молчал, словно воды в рот набрал.

– Нам, Аким, до мертвых тел дела нет, пусть с ними Земский приказ разбирается, – сказал Богдаш. – Ты уже слышал – мы деревянную грамоту ищем. Перфишкино тело твой Сопля, поди, уже до Твери с перепугу довез! Мы никому не скажем, под чьим забором тело валялось. Кто чьего бойца свел – тоже докапываться не станем. Ты только растолкуй нам, для чего ты тело выкрал да на скоморохов дельце свалил?

Одинец, сидя на стуле, стал сгибаться, словно бы норовя лечь лицом на колени.

– А для того и выкрал, чтобы меня подставить! – вместо Одинца отвечал Трещала. – Маркушка-то мне родня! Его мать, Арина, ко мне за сынком присылала! А я-то ни сном ни духом! С сестрами, с братьями поссорить меня хотел! Чтобы вся Москва говорила – он-де, Трещала, родню свою обижает!

– Аким! Ты оправдаться можешь? – строго спросил Тимофей. – Ведь мертвое тело только тому могло понадобиться, кто знал про деревянную грамоту!

Ответа не было.

– Голубчики мои! Доброхоты мои! – выкрикивал Трещала. – Да ведь вы мне его с головой выдали! Век за вас Бога молить стану!

– Успеешь помолиться! – отмахнулся от него Тимофей. – Ты бы лучше с дедовым наследством нас не путал!

– Да вот те крест – нет у меня никакой грамоты! Хоть весь дом обыскать – нет!

Трещала перекрестился, выдернул из-за пазухи гайтан с крестом и поцеловал, а конюхи переглянулись – и точно ведь, обыскали – нет!

Неожиданно Одинец вскочил и бросился к двери.

Горница была невелика, весу в Одинце столько, что он бы эту дверь с косяком вместе вынес, и он сам это прекрасно знал. Тихого Семейку же, стоявшего у косяка, боец просто не принял в расчет – таких он одной левой десяток мог уложить играючи.

Но Семейка, посторонясь, мгновенно оказался у Одинца за спиной, ухватил двумя руками его правую и завернул назад, добравшись одновременно сильными пальцами сквозь рукав до локтя. Здоровый мужик, взревев, рухнул на колени.

– Учись, свет, пока я жив, – сказал Семейка Даниле, удерживая Одинца без особой натуги. – Не одни кулаки-то дело решают.

– Пусти его, – велел Тимофей. – Не позорь мужика. Впредь умнее будет.

Одинец встал.

– Ну, что привязались?! Ничего я не знаю! Никаких девок не перекупал! Вот те крест! – Одинец перекрестился на образа. – Сдохнуть мне, коли я с Рождества хоть с одной чужой девкой словом обменялся!

Тимофей с Данилой переглянулись.

– Но ведь девка наша к тебе на двор приходила? Ее ни с кем не спутаешь – она ростом выше тебя самого! – напомнил Данила.

– Да что я – на девок глядеть стану? У меня дома три, женка нарожала да и сама не рада! Не знаешь, куда от ихнего гомона и сбежать!

– Может, твой Сопля с ней дело имел и ее перекупил? – догадался Богдаш.

– Кабы он на дело деньги потратил – мне бы сказал! Мы деньгам счет ведем, чтобы после Масленицы по-честному делиться!

– Так с чего бы нашей девке нам врать, будто тело к тебе на двор привезли, а выкрадено для каких-то неведомых скоморохов? Мы ее знаем, она и сама со скоморохами дружбу водит! Твоего Томилу уж точно знает – он в ватаге у Настасьи-гудошницы, а Настасья ей подружка! – воскликнул Данила.

– Так, может, это Настасья нам всем врет? – перебил Тимофей. – Настасья-то скоморохов покрывает! И она Авдотьицу перекупила!

– Да ее в те поры и на Москве не было! – вступился за куму Данила.

– Так кто ж ее, стерву, перекупил? – задал разумный вопрос Богдаш.

– И еще – КОГДА ее перекупили? – уточнил Семейка.