Деревянная грамота

– Я у него вскоре после Крещения был! – вспомнил вдруг Одинец. – Просил, он – ни в какую: тебе-то тебе завещаю, однако до смерти с ней расставаться не желаю. С тем и помер! А куда грамота запропала – Бог весть! Мы приходили в пустой дом, искали, я знал, где он ее прячет.

– Это вы уже наутро приходили, – напомнил Данила. – Когда грамота в Земский приказ попала. А Трещала об этом раньше вас узнал и стал думать, как бы ее из приказа добыть. А вы с Соплей все думали – куда Маркушка подевался…

– Что же открыто за парнишкой не пришли? – спросил Башмаков. – Непременно нужно было смотрителя кулачищем благословить! Иначе вам, бойцам, и жизнь не мила!

– Так они же знали, что у парнишки деревянную грамоту нашли! А написано не по-русски, твоя милость сама видит, – Данила был безмерно рад ввернуть приятное дьяку слово. – Они и побоялись, что примут за еретиков! А объяснять подьячим, что это за книжица, не хотели. Те-то, поняв, что Одинец за нее ничего не пожалеет, по миру бы его пустили! Или бы обманули – да и не вернули грамоту! А она для него – как… как…

– Он до последнего молчал – за грамоту боялся, – добавил Богдаш. – Он бы и с тем смирился, что она у молодого Трещалы, лишь бы к приказным не попала и не пропала! Мы уж, грешным делом, думали, будто он и невесть чего натворил! А он за грамоту пострадать готовился…

– Украсть-то проще оказалось – никому ничего не объясняй, а бей себе сплеча! – Дьяк был недоволен и недовольство свое выказывал чересчур явственно. – И что же, куда тело увезли?

– Сперва – в Хамовники, потом дали знать Арине, матери Маркушкиной, она приехала и в Измайлово повезла, там схоронили. А старого Трещалу молодой хоронил…

– Погоди, Данила! – воскликнул Башмаков. – А кто ж тогда у приказных грамоту отнял?

– А Трещалин подручный, скоморох один…

– Томилой звать! – не вовремя подсобил Тимофей.

Данила больше всего боялся, что, рассказывая о розыске, невольно наведет дьяка на скоморохов. Томила тот еще подарочек, черти б его драли, но от него, паскуды, ниточка к Настасье тянется. И надо же – влез Озорной!

– Трещала, когда парнишку проворонил, видать, не один был, – быстро заговорил Данила. – Он понял, что парнишка на торгу где-то спрятался. И до утра он там с товарищем крутился неподалеку. А утром, как торг зашумел, еще какие-то Трещалины людишки подошли… А, может, и не подошли, это уж у него спрашивать надобно. Я к тому клоню, твоя милость, что, когда в санях мертвое тело нашли, Трещала с подручным сразу про то прознали. И приказных они попросту выследили.

– Мы и сами полагали – кто тело увез, тот и грамоту отнял, – добавил Тимофей. – Правду узнали, только сыскав грамоту. Да и то…

– Кто на приказных напал, сам ли Трещала, подручные его, – того не знаем, не обессудь, твоя милость. Грамота же им была нужна для того, чтобы лучших бойцов к себе переманивать и чтобы добрые люди за Трещалину стенку об заклад бились! Есть такие охотники, что про кулачный бой лучше Одинца и Трещалы знают! – Данила мотнул головой в сторону бойца. – И их тайно известили, кому старый Трещала грамоту передал! Ну, все же как на ладони! Они прослышали про грамоту – сразу приготовились за Трещалу об заклад биться! Потому Трещалины подручные к нему в стенку лучших бойцов втихомолку сманивали, чтобы в последний миг их выставить! А в ту пору пришел обоз из Касимова…

– Какой еще обоз? – удивился Башмаков.

– Торговый обоз, и был при нем посадский человек Перфилий Рудаков, и тот Перфилий где-то в мещерских лесах парня подобрал, по прозванию Нечай. А тот парень ростом повыше Богдана будет… – Данила повернулся, склонил голову набок, сравнивая воображаемого Нечая и стоящего наяву Желвака, да и завершил: – На четверть с гаком!

– Здоровый детина! – одобрил Башмаков. – Тот Рудаков его, поди, со двора свел, чтобы, вернувшись домой, в бойцы определить?

– Точно так, твоя милость, а парень тот, Нечай, и у себя дома на лед выходил. И Рудаков знал, что деревянную книжицу должен был получить Одинец, – Данила для убедительности указал рукой на бойца. – Вот он и свел Нечая к Одинцу. Там и обнаружилось, что парень худо-бедно драться обучен. А потом Трещалин подручный Рудакову растолковал, что грамота-то у Трещалы, и уговорил забрать парня у Одинца и отвести к Трещале. Уговорились они, и тут Рудаков пропал.

– Куда же он пропал? – чуя неладное, спросил Башмаков.

Данила развел руками.

– Его не только мы – его многие искали, твоя светлость, – вмешался Тимофей. – Он, падла, тем промышлял, что при рукобитье посредничал. Сам знаешь, батюшка Дементий Минич, с начала Масленицы эта круговерть начинается, а к четвергу уже не на жизнь а на смерть об заклад бьются, большие деньги ставят. А за Перфишкой такое водилось – стакнется с кем-то из атаманов и хитрит, а потом кому нужно на ухо шепнет – за которую стенку ставить. На сей раз он с самим Трещалой и стакнулся. И шепнул кое-кому из купчишек, что у Трещалы и наследство дедово, и лихой боец припасен.

– От доброты душевной? – осведомился дьяк.