Деревянная грамота

Но и это приказание опоздало – Данила выскочил на улицу. Некоторое время он бежал, потом перешел на шаг. Пронзительный голос Лучки словно застрял в ушах – хоть прыгай на одной ножке, чтобы его оттуда вытряхнуть.

– Ишь ты, имай его… – пробормотал Данила.

И тут голос снова возник в голове, прозвучал самый первый отчаянный Лучкин крик:

– Гусли!!!

И Данила наконец-то осознал, каким головным убором снабдил неприятеля.

Он рассмеялся. Все было замечательно! Даже то, что колпак с меховой оторочкой остался в Трещалином доме. Горячая голова не нуждалась ни в каких колпаках! Легкие пушистые волосы, радуясь свободе, вскинулись, каждый закурчавился на свой лад.

С этим ощущением нечаянного праздника Данила быстрым шагом несся к Аргамачьим конюшням. Он знал, что услышал от Томилы очень важные слова, и торопился скорее их обсудить с Семейкой, Богданом и Тимофеем.

Товарищи, услышав в шорной про это новое похождение, только руками развели. Первым опомнился Тимофей.

– Сам же ты, аспид, своими руками дверь к тому треклятому Томиле закрыл и засовом заложил! На какой козе мы теперь к нему подъедем?!

– Да я ничего плохого не хотел! Он сам как с цепи сорвался! – оправдывался Данила. – Он… он…

Парень хотел как-то объяснить Тимофею, что Томила был чем-то сильно озабочен, что вел себя как человек, ожидающий беды и так измученный этим ожиданием, что начало неприятностей вызывает в нем нехорошую, бешеную радость. Но слов не хватило.

– Погодите, светы мои! – прервал их перебранку Семейка. – Давайте-ка все еще раз с самого начала повторим. Ты, Данила, слышал, как скоморох с Перфишкой Рудаковым сговаривались.

– Слышал, да не все. Они же на извозчике укатили! Что же мне было – за санями петушком бежать? – огрызнулся разгоряченный Тимофеевыми упреками парень.

– А что, Богдаш, не заняться ли нам делом? – спросил Семейка. – Мы ведь до сих пор аргамакам гривы не подровняли. А коли завтра государь пожалует? То и скажет, что дармоедов кормит!

– Твоя правда, – согласился Желвак. – Чем ругань слушать – лучше потрудимся.

И остались Тимофей с Данилой вдвоем.

– С дураком свяжись, так сам дурак станешь, – загадочно заметил Тимофей и тоже удалился.

Данила остался в шорной, очень недовольный и совершенно не расположенный к размышлениям. Конюшни были чисты, во всех стойлах лежала чистая ржаная солома, кони – здоровы и веселы, а к такому ответственному делу, как стрижка грив и хвостов, его еще не подпускали. Стало быть, одно и остается – думать… и что там говорил Семейка?…

Семейка предлагал начать словесный розыск с той самой встречи Томилы и Перфилия Рудакова. Встреча, с точки зрения Данилы, была чересчур короткая. О чем-то эти двое еще сговаривались в извозчичьих санях, но при Даниле Томила упрекнул Рудакова, что тот не знает, к кому на самом деле попало Трещалино наследство.

Рудаков думал, будто оно досталось Одинцу. Томила утверждал, будто молодому Трещале. И если бы Перфишка знал, кто получил наследство, он бы доставил некий товар из муромских лесов не Одинцу, а Трещале. Что же это за товар, который непременно надобно везти только к наследнику? И почему Томила, решив это дельце по справедливости (коли повез Перфилия смотреть наследство, так ведь и показал, и товар заполучил!), так недоволен и со всех сторон ждет подвоха?…

Данила выскочил из шорной и побежал между стойлами. Ему нужны были Семейка и Богдаш – на Озорного он обиделся.

– До чего додумался, свет? – спросил всегда благожелательный Семейка.

– А вот до чего! Мне и Сопля, и Томила про старого Трещалу толковали. Одинец с молодым Трещалой его наследство никак не поделят. Так не поискать ли нам старого Трещалу?

– На кладбище, что ли? – встрял из соседнего стойла Богдаш.

Он возился с гривой красавца Байрама. В отличие от любимых боярами крутобоких аргамаков с лебедиными шеями Байрам был тонок, в груди неглубок, и шею имел довольно прямую. Богдаш осторожно, чуть ли не по волоску подстриг ему гриву на затылке, а спускаясь вниз, постепенно оставлял волосы все длиннее и длиннее, выкладывая их на левую сторону, как и положено верховому коню. Если незнающий человек поглядит – впрямь Байрамкина шея лебединой покажется.

– Коли берешься в мерзлой земле ковыряться, то можно и на кладбище, – не стал спорить Данила. – Надо поискать, где он жил, соседей и знакомцев расспросить – что за наследство такое. Может, тамошний поп знает?

– Наследство? Да при чем тут оно? Если мы еще начнем свары между стеночниками разбирать, то нашего дела никогда не кончим! – разумно заметил Богдаш.

Но Семейка так не считал.

– Знаю я одного человечка, он как-то сказывал, что по соседству от него этот старый Трещала живет, – сказал он. – Дай-ка я завтра туда наведаюсь.

– Так завтра ж Масленица! – воскликнул Богдаш.

– Ну и что, свет? – удивился Семейка. – Прикажешь целую неделю блины жрать, а про дело позабыть?

Богдаш недовольно хмыкнул. По всему выходило – коли деревянная книжица не сыскалась до праздника, то придется ею заниматься и в праздник…