Деревянная гроздь

На кухне сидел Ленистр. По выражению его лица, Варо понял, что учитель видел, что происходило в мастерской. Он попробовал объяснить, чего хотел добиться, но, не зная как это сделать, запутался. Хорошо, что у мастера было нормальное чувство юмора, и объяснения переросли в невинную шутку. В противном случае, в отношениях между ними появилась бы трещина непонимания, которая потом может стать пропастью.

Варо обошел все устройства одно за другим. Теперь это была его работа. Подойти, откинуть крышку, подвести стрелки, завести пружину, закрыть механизм. Ни прислушиваться, ни присматриваться ему больше не хотелось, он чувствовал себя обманутым. Сумка с инструментами, едва заметно, подталкивала его с каждым шагом, тихонько касаясь спины. Откидной клапан приподнимался, и с шорохом возвращался на место. Звук шагов, вместе со звуком сминаемой и распрямляемой одежды, дополненный шепотом сумки, начал окутывать юного мастера. Он шел домой, но смотрел не перед собой, а на дорогу под ногами. Издали, могло показаться, что он задумался о чем-то. Но, когда Варо прошел мимо своего крыльца, и двинулся дальше по улице, стало понятно, что он кого-то слушает.

В шелесте, который издавала сумка, при касании спины, ему начали слышаться отдельные звуки, которые стали складываться в слова. В голове Варо появились мысли, связанные с сумасшествием: «Только душевнобольные люди слышат голоса ниоткуда. Все началось с дубовой шестеренки. И вот, теперь еще кто-то, или что-то пытается со мной пооткровенничать. А может, мне это просто, кажется. Я, наверное, переутомился». Но при каждом шаге за спиной явно теперь слышалось: «Эй!» Юноша остановился, и за спиной наступила тишина. Медленно повернулся, и сумка прошептала: «Парень!» Он повернулся в другую сторону — снова шепот за спиной: «Я здесь!»

«Ну вот» — подумал Варо — «Теперь сумка заговорила. Что же будет дальше? Кричащие башмаки, или стонущий ремень?» Он на секунду задумался, а, потом спустил сумку с плеча, и намотал ее лямку на руку. «Все! Хватит!» — решил он, и, развернувшись обратно, весело зашагал домой. Сумка, покачиваясь, плыла по воздуху. Он нес ее предельно аккуратно. Никакие звуки его больше не отвлекали. Дома его ждал обед с мастером Ленистром. Сумку он оставил в коридоре.

О ней вспомнили вечером, перед прогулкой за деньгами. Плотник с учеником уже отошли метров на двадцать, когда вспомнили об инструментах. Варо вбежал в дом, и схватил за лямку, но не удержал, и она выскользнула, уронив сумку на пол. Клапан распахнулся, и из внутреннего кармана выкатилась буковая шестеренка. Она покатилась по полу, еле слышно забормотав: «Ну, наконец-то! На конец-то меня услышит этот юнец. Это я пытался с тобой поговорить. Не пугайся, пожалуйста. Мне нужно что-то рассказать. Я уверен, тебе будет интересно!» Шестеренка остановилась, и замолчала.

Варо прошиб холодный пот. Он вспомнил, что заменил эту деталь не вместе со всеми, а на следующий день. Она должна оставаться живой до утра. И пока она жива, она хочет что-то рассказать. «Что ж, я не против послушать твою историю» — ученик взял шестеренку, и отнес ее к себе в комнату. Потом схватил сумку, и выбежал на улицу, где его ждал учитель.

По возвращении с прогулки, ученик попросил заварить ему кофе вместо традиционного чая. А выпив его, пошел в спальню, потушил свет, и лег спать. Мастер слегка удивился этому, но вмешиваться не стал. Он не знал, что на деревянной грозди поселилась буковая шестеренка. И совсем не догадывался, что Варо не собирался сегодня спать как можно дольше. Он приготовился к истории. К долгой истории.

13

Я уж думал: «Все!», так и останется тайна, запечатанной во мне. Разве, ты не слышал, как я звал тебя? Как кричал из сумки? Ведь, если ты услышал Дубового, а я в этом ни сколько не сомневаюсь, то должен и мой голос услышать. Знаешь, почему ты такой особенный? Я расскажу, это просто: Нас сделал мастер, и в нас есть частичка его души. Ты стал родным ему настолько, что смог распознать, и услышать его душу. Она пропитала все тринадцать деталей. А из-за породы дерева мы стали разными. Кто-то грубым и сильным, кто-то мудрым и молчаливым, а кто-то просто красивым.

Я думаю, ты догадался кто я. Я — третья шестеренка, в механизме мастера. Которая по его задумке должна была сглаживать рывки, и заедания, и передавать стрелкам чистую энергию движения. Чтобы утонченно миниатюрные стрелки не разболтались, и не спрыгнули со своих мест. А еще я должен был контролировать силу Дубового. Чтобы он не наворотил глупостей, и не поломал всех. Мы, хоть и были одним целым, но каждый со своими особенностями. Со своими чертами характера. Про себя ничего говорить не стану, расскажу только, что видел, и о чем догадывался.