Деревянные глаза. Десять статей о дистанции

Блок много размышлял над этой близостью и ее последствиями. «История, – читаем мы в другой части его посмертно вышедших размышлений, – большей частью получает собственный словарь от самого предмета своих занятий. Она берет его, когда он истрепан и подпорчен долгим употреблением, а вдобавок часто уже с самого начала двусмыслен, как всякая система выражения, не созданная строго согласованным трудом специалистов»[623]. Так, историки оказываются перед выбором: либо следовать терминологии источника, либо использовать понятия, ему внеположные. Первый вариант, замечал Блок, ведет в никуда: в одни времена устойчивый характер внутренне амбивалентных слов маскирует смену их значений, в другие – схожие значения прячутся за многочисленными терминами. В нашем распоряжении остается еще один вариант, сам по себе рискованный: такие термины, как, например, «фабричная система», кажется, подменяют собой анализ и тем самым поощряют «анахронизм <…> самый непростительный из всех грехов»[624]. Лишь взаимодействие между учеными, заключал Блок, приведет к созданию общего словаря наук о человеке; однако изобретение новых слов предпочтительнее молчаливой проекции новых смыслов на общеупотребительные понятия[625].

Таким образом, строго составленный словарь способен помочь истории справиться с ее внутренней слабостью – повседневным языком, который объединяет ее с большей частью ее же собственных источников. Отсылки к искусственно созданной терминологии химической науки, вновь и вновь появляющиеся на страницах Блока, достаточно красноречивы: он редко когда был столь близок к позитивизму. Тем не менее в одном из классических позитивистских текстов, «Введении в экспериментальную медицину» (1865) – тексте, о котором Блок отзывался довольно полемически, – Клод Бернар, в главе «Экспериментальная критика должна смотреть на факты, а не на слова», заметил, что двусмысленность также угрожает и конвенциональным языкам науки:

Когда мы придумываем слово, чтобы определить какое-либо явление, мы в общем принимаем идею, которую, как мы надеемся, оно выражает, и точный смысл, который мы ему придаем; однако в связи с последующим развитием науки смысл слова для некоторых людей меняется, в то время как остальные продолжают использовать это слово в его первоначальном значении. В итоге возникают столь сильные разногласия, что люди, используя одни и те же слова, выражают совершенно разные мысли. Действительно, наш язык лишь приблизителен, и даже в науке он столь неопределенен, что, если мы теряем из вида явления и цепляемся за слова, то быстро отдаляемся от реальности[626].

3

Однако какие же отношения, с точки зрения историка, связывают слова (язык свидетельств) и реальность? В ответе Блока на этот вопрос мы можем обнаружить много взаимосвязанных элементов. Во-первых, ощущение недостаточности слов в отношении того, что их порождает: страстей, чувств, мыслей, запросов. Блок иллюстрирует эту недостаточность, приводя в пример крайний случай:

Сколь поучительно было бы подслушать подлинную молитву простых людей – обращена ли она к богу вчерашнему или сегодняшнему! Конечно, если допустить, что они сумели выразить самостоятельно и без искажений порывы своего сердца.

Ибо тут мы встречаемся с последним великим препятствием. Нет ничего трудней для человека, чем выразить самого себя. <…> Самые употребительные термины – всегда приблизительны[627].