Деревня Левыкино и ее обитатели

Прощаясь с нами, Геннадий Степанович просил кланяться родной стороне. Я выполнил его просьбу. Друзья из Мценс-ка помогли мне узнать о том, что отец его, Степан Клименко, бывший директор Мценского сушзавода, был посмертно реабилитирован. Я рассказал об этом сыну Геннадия, нашему переводчику, который спустя несколько месяцев вместе со своей матерью Галиной Семеновной побывал в Москве.

В 1990 году мне второй раз пришлось побывать в США. В Вашингтоне тогда проходила наша выставка. Тогда удалось еще раз встретиться с Галиной Семеновной Пендил. Был у нее в гостях. Мы вспоминали о Геннадии, и она устроила мне с ним телефонное свидание. Услышав меня на другом конце провода в Нью-Йорке, он заплакал. Оказывается, он не забыл нашей встречи и все время вспоминал свой город Мценск и ждал новых вестей о нем. Жив ли он теперь, не знаю. Уж больно слабым и больным показался мне тогда его голос. В Нью-Йорк-то теперь я, конечно, уж больше не попаду и о дальнейшей судьбе моего мценского земляка не узнаю. А сыновья его выросли стопроцентными американцами. Отцовские воспоминания, может быть, еще будят в них желание увидеть его родину. Но сумеют ли они заронить к ней какой-нибудь интерес у его внуков?

А я все-таки надеюсь, что мои внуки когда-нибудь прочтут мои воспоминания. Поэтому я и продолжаю их, не очень заботясь об их литературном совершенстве.

* * *

Воспоминания о неожиданной встрече с земляком в далеком и огромном небоскребном городе Нью-Йорке отвлекли меня от жизнеописания нашей семьи в конце двадцатых – начале тридцатых годов. Тогда мы еще проживали в своем деревенском доме. И теперь из ушедших в прошлое десятилетий, как и мой нью-йоркский земляк из заокеанского далека, я вспоминаю и наш белокаменно-яблоневый Мценск, и его окрестности, и нашу деревню, просыпающуюся по утрам гомоном начинающегося рабочего дня и засыпающую в короткие летние ночи под удаляющиеся звуки гармошки и песни «Эх вспомни, милка дорогая…»

В сложных переплетах жизни семья наша уцелела благодаря нашей Маме, благодаря ее мудрости, твердости и решительности ее характера. Конечно, и Отец наш никогда не оставлял семью в своих заботах. Но Маме принадлежал бесспорный приоритет в сохранении нашего семейного единства, в обеспечении моральных условий наших общих успехов и в преодолении всех невзгод. Она была настоящей русской женщиной – и красивой, и умной, и деловой, и доброй, и строгой. Когда Отец уехал в Москву, она умело повела хозяйство. Семейное решение было принято такое: отец устраивается в Москве, подыскивает себе работу и квартиру и после этого перевозит в Москву всю семью. Но решить эту задачу в то время в короткий срок было невозможно. Пришлось ему тогда походить на биржу труда, поработать на разных работах, на стройках, поютиться по чужим углам. Счастлив он был тем, что еще оставались в Москве его старые товарищи по фирме Ландрина. У них он и перебивался ночлегом, они и помогли ему найти работу, соответствующую старым навыкам. Этими друзьями были Алексей Николаевич Молфыгин, продавец-гастроном из Елисеевского магазина, и его супруга Варвара Александровна, модная в Москве портниха, мастер дамского пальто. Поддерживал Отец связи и дружбу с бывшим своим соседом по квартире в Гарднеровском переулке и земляком, мценским дворянином Владимиром Васильевичем Фурсовым и его супругой Елизаветой Васильевной. Был еще у Отца дружок, которого я смутно помню по редким встречам уже в начале тридцатых годов. Его он называл по-свойски просто Ванькой Маркиным. Судя по отрывочным отцовским рассказам о нем, с этим Маркиным он был тоже знаком еще по работе у Ландрина. Теперь же Ванька Маркин работал по торговой части в системе железнодорожного рабочего снабжения. По-моему, с его помощью в ней же нашел себе работу и мой Отец. Вместе с Маркиным они работали сначала в ОРСе железнодорожной станции в Новом Иерусалиме, а затем Отец устроился продавцом в продовольственной палатке для железнодорожных служащих на Краснопресненской товарной станции.

Надо отдать должное Ваньке Маркину. Он пошел дальше своих друзей. Вступил в партию, нашел себе новых товарищей и сделал карьеру. В тридцатые годы он даже был начальником Курского вокзала в Москве. Со своими старыми друзьями он уже не знался. И тем не менее мне почему-то запомнилось имя этого человека, которого я видел всего один раз в жизни, во время приезда с Мамой в Москву к Отцу в связи с моей очередной болезнью. Тогда он снимал маленькую комнату в Безбожном переулке. Помню, как Отец встречал нас на вокзале и, так как я был болен, повез нас домой не на извозчике, а на такси. Запомнился мне с тех пор этот автомобиль – форд со счетчиком, назначение которого для меня тогда осталось загадочным. Мама привезла меня на консультацию к врачу Андрею Алексеевичу Кириллину, знакомому ей по Мценску. Это был наш земляк, врач старой земской больницы, переехавший в Москву и живший тогда на Покровке в доме жилищного кооператива «Медсантруд».