Деревня Левыкино и ее обитатели

Но теперь я не уверен, сохранилась ли памятная доска в Орле, точнее, сохранился ли сам дом знаменитого врача. Мне тогда, в восемьдесят втором говорили, будто бы участок, где он стоял, определен под новую застройку и что старые строения будут снесены. Обо всем этом я рассказал по возвращении в Москву Лидии Борисовне Заседателевой, однако пробудить заботу о дедовском доме у внучки мне не удалось. А нашлись ли другие заботливые люди, я не знаю, точно так же как не знаю, сохранился ли поныне дом Ф. Ф. Заседателева то ли на Курской, то ли на Брянской улице Орла.

В клинике Федора Федоровича Заседателева Алексей Данилович Архипов сделал мне сложную операцию в момент острого воспаления, грозившего мне самым страшным исходом. После операции в течение восьми лет он наблюдал за мной. Я бывал у него на частном приеме, в его домашнем врачебном кабинете на Покровке. Эти посещения прервала война. Больше с моим доктором мне встретиться не пришлось. Я ушел на войну. Потеря слуха на правое ухо не мешала мне выполнять обязанности солдата. Но после войны, на шестом или седьмом году службы, разуверившись в том, что моя солдатская служба закончится сама по себе, я вспомнил об этом физическом изъяне и решил обратиться к врачам-специалистам нашего медсанбата на предмет определения годности к дальнейшей службе. Меня осматривал очень строгий подполковник медицинской службы. Он долго с помощью знакомого мне с детства рефлектора вглядывался внутрь моего уха, а потом с восхищением заключил, что операция в 1932 году была сделана блестяще, и заключения о моей непригодности к службе не дал. Пришлось мне служить дальше, как медному котелку.

Чтобы исчерпать тему о роли врачей в моей жизни, я расскажу еще об одном замечательном человеке, докторе Гуревиче, имени и отчества которого я, к сожалению, не знаю. Мои болезни познакомили меня с ним, когда наша семья в полном составе и навсегда поселилась в Москве. Он не был нашим земляком и к моим мценским и деревенским воспоминаниям отношения не имеет. Но своим профессиональным врачебным опытом, чутким, гуманным, заботливым отношением к моим хворям и болезням, которые начались еще в деревне, он на протяжении всего моего московского детства помогал мне преодолевать их. Вообще, и доктор Архипов, и доктор Гуревич считали, что мои болезни освободят меня от неминуемой для всех здоровых людей службы в солдатах. Доктор Гуревич как-то во время моего очередного воспаления легких, прослушивая мое сердце покачал головой и тихо промолвил: «Не служить тебе, сынок, в солдатах». Но доктора ошиблись. А может быть, не ошиблись, а сделали все необходимое, чтобы я мог избежать последствий и сохранить здоровье? Так, потеря слуха после операции доктора Архипова не помешала мне выполнить боевую службу на войне. Для этого у меня не оказалось никаких ограничений. А что касается моего сердца, то его при осмотре нас в нашем Московском истребительном мотострелковом полку наш полковой врач даже и не послушал. Я искренне по-доброму вспоминаю моих докторов потому, что они, помогая мне сохранить в детстве здоровье и жизнь, может быть, помогли мне и на войне выжить. Доктор Гуревич никаких операций мне не делал, никаких радикальных методов лечения не предпринимал. Просто он вовремя появлялся у моей постели, как только я заболевал, слушал меня и выписывал рецепт.

Но как он все это делал!

Как только я серьезно, то есть с высокой температурой, заболевал, Мама посылала Отца за доктором. Он жил на Божедомке. Отец привозил его на извозчике, а с течением времени – на такси. Мама к моменту появления доктора переодевала меня в чистое белье, меняла постельное белье, грела воду. А я ждал доктора с уверенностью, что он придет и поможет. Уже одно его появление облегчало мое состояние. Он входил в комнату, неторопливо раздевался, потом потирал руки с холода (если это было зимой). Свою процедуру он начинал с облачения в халат и тщательного мытья рук. Современные участковые врачи ходят по вызовам в халате под пальто и рук не моют. Уже с порога они готовы выписать рецепт и бюллетень больному или родителям.