Деревня Левыкино и ее обитатели

А произошло это так. Однажды в один из дней февраля 1930 года, поздней ночью в дом к Федоту Ивановичу, бывшему матросу-тихоокеанцу, пришел бывший революционный матрос-черноморец Михаил Ильич Ушаков, который в нашей местности был назначен уполномоченным по раскулачиванию. Оба бывших матроса были моими родственниками – один по линии Отца, другой по линии Мамы. Значит, они по свойству тоже были вроде как родственники. Один матрос оказался теперь кулаком, а другой в деревне был единственным коммунистом. Но оба они были обычными крестьянами, да к тому же еще и ровесниками, «братишками-матросиками». Один плавал на крейсере «Капитан Юросовский», а другой– на броненосце «Князь Потемкин-Таврический». Тайно в ту ночь пришел Михаил к Федоту, чтобы не увидели люди. Не знаю, были ли оба матроса друзьями. Но то, что они не были врагами, то, что они оказались верны моряцкой солидарности,– это я знаю. Хмурый и немногословный Михаил Ильич вошел на кухонную половину. Сел за стол. «Федот,– сказал Михаил Ильич,– я принес тебе паспорт. Немедленно собирайся и уходи из дома. Завтра будет поздно!» Сказал и ушел. А за окном была холодная и метельная февральская ночь. До утра Федот Иванович не сомкнул глаз. Все думал, может быть, обойдется. И вдруг увидел утром в окно – идут уполномоченные раскулачиватели. Успел спрятаться за печку. Уполномоченные, свои же деревенские мужики, искать не стали. Сделали вид, что поверили в случайное отсутствие хозяина. Хозяйка сказала им, что он еще вчера ушел в город. Велели, как вернется, явиться в правление и ушли. Времени на размышление не оставалось. Дядя Федот кое-как оделся и вышел из дома. В поле мела поземка. Она быстро замела следы человека, навсегда уходящего с земли, на которой он родился, которую он облагораживал своим трудом. Полем по рубежу, а потом через заснеженный луг он вышел на Каменную дорогу и от нее быстро, почти добежал до станции Бастыево. Он успел к рабочему поезду Орел – Скуратово. На другие сутки Федот Иванович добрался до Москвы.

Рассказ о встрече двух родных мне наших деревенских мужиков в февральскую 1930 года ночь перед раскулачиванием и об изгнании одного из них с родной земли я услышал много-много лет спустя от одного из свидетелей этой жестокой истории.

В начале осени 1968 года, в погожую сентябрьскую пору мы с моим приятелем и однополчанином Михаилом Федоровичем Лобовым решили на его автомобиле проведать мои родные мценские места. Я давно мечтал туда съездить вместе со своим Отцом. Это было и его большим желанием, как лотом стало ясно, попрощаться перед смертью с Родиной. Другу же моему полковнику Лобову наши места были памятны в связи с его участием в Курской битве.

Мы поехали на старенькой лобовской «Победе». Ехали не быстро, с остановкой в Туле у родственников моего приятеля и у родных мест оказались, уже когда стемнело. Решили доехать до Мценска и там переночевать у моего двоюродного брата Семена Владимировича Ушакова. Он приходился родным племянником одному из двух «матросов-братишек» – Михаилу Ильичу Ушакову. На следующий день рано утром из Мценска мы отправились в деревню. С нашей бывшей Каменной дороги мы съехали на угаданную мной старую гужевую колею и скоро, поднимая густую дорожную пыль, подъехали к Шуменкам. Старые ракиты по-прежнему шумели тут в это утро. От них свернули вправо и тоже по угаданному месту бывшей березовой аллеей, по краю несуществующего Федот Иванова сада и мимо его давно погибшего дома выехали на наш деревенский выгон. Здесь тогда стояли три маленьких домика. В одном из них на бывшем краю деревни, у Кренииского пруда, жил еще тогда наш дальний родственник – двоюродный брат моего Отца Василий Гаврилович Левыкин. Он оставался здесь живым хранителем памяти о деревне. Встретил нас он с искренней радостью и повел по знакомым, но неузнаваемым деревенским окрестностям. Ездили на погост. Поклонились упокоившейся там родне и соседям. Проехали вдоль воображаемой улицы, пересчитали все бывшие усадьбы и вспомнили их хозяев и домочадцев. Постояли на месте своего дома. Потом пошли туда, где когда-то стоял дом Дяди Федота, за окнами которого расцветал когда-то по веснам его, Федот Иванов, яблоневый сад. А Василий Гаврилович, как экскурсовод, все рассказывал и рассказывал нам о том, что и где когда-то было. Мы остановились на середине сада, на том месте, где когда-то стояла яблоня под названием золотой ранет с красивыми плодами. И почему-то именно на этом месте и вспомнился нашему экскурсоводу тот ночной эпизод в далеком феврале 1930 года, в день перед раскулачиванием дяди Федота. Оказалось, что Василий Гаврилович был в числе уполномоченных, явившихся на следующее утро в дом Федота Ивановича. Это он, заглянув за печку, не увидел там затаившегося «кулака», «классового врага» и дал ему возможность бежать от еще большей беды, чем потеря дома и хозяйства, от Соловков. И еще об одной судьбе пришлось погоревать нам с Отцом в тот день.