Деревня Левыкино и ее обитатели

Директивное же руководство сельским хозяйством, сочтя нерентабельным в этих регионах развитие зернового производства, дало команду на сокращение якобы неурожайных и неэффективных культур: овса, ржи и предписало внедрение в севооборот новых видов трав и даже кукурузы. Но для этого в бывших колхозных деревнях не было опыта. Кукуруза не вызревала и давала низкие урожаи. Неуспехи в новом деле еще больше усилили апатию и равнодушие к результатам труда пахарей и хлеборобов. Постепенно бывшие поля не засевались, забрасывались, заростали кустарником и выходили из севооборота. А это в конце концов сказывалось на уровне производства основного продукта в указанных регионах – молока и мяса. Полученный таким образом негативный результат привел к определению бесперспективными тысяч русских деревень. Их не электрифицировали, не радиофицировали, не строили в них клубов и магазинов, не показывали кино. Не строили к этим деревням дорог. И народ побежал из них, бросая с раскрытыми настежь дверями и окнами великолепные, на высоком подклете бревенчатые дома. Я видел много таких брошенных деревень в Вологодской и Ярославской областях в начале шестидесятых годов. В них было страшно въезжать. Казалось, что нечистая сила или смертельная эпидемия выморила эти деревни. Какая причина заставила так безоглядно и безжалостно бросать родные дома? Ведь в них можно было долго и спокойно жить, не боясь замерзнуть даже в самые студеные зимние ночи. В шестидесятых-семидесятых годах мне приходилось ездить и по Ярославской, и по Вологодской, и по Калужской областям. Тогда брошенные деревни оставались еще необитаемыми. Но уже с семидесятых они стали скупаться по недорогой еще цене горожанами, соскучившимися по деревенской природе. Много деревень оказалось заселено цыганами, которые из них совершали свои воровские нашествия на соседние города и на столицу.

Купил себе такой дом в деревне Селезнево Переяславского района Ярославской области и мой свояк Геннадий Георгиевич Коротов. Когда-то, еще до отмены крепостного права эта деревня была дворовой. До продажи купленный дом принадлежал старой колхознице, сыновья которой давно ушли из деревни и проживали в Подмосковье. Им дом был ненужен, и они продали его со всем содержимым обиходным инвентарем – ухватами, деревянными корытами, косами, серпами и прочей мелочью, которая теперь, однако, очень высоко ценится на рынке. Оставались в доме даже иконы. Новые хозяева на чердаках и в различных углах дома и двора до сих пор находят интересные предметы крестьянского обихода. Некоторые из них очень хорошо характеризуют недавнюю колхозную жизнь. Однажды и я, пребывая в гостях у свояка, обнаружил на чердаке остатки патефона и два альбома пластинок. Среди них были со знакомыми песнями в исполнении Хора им. Пятницкого: «Вдоль деревни от избы до избы зашагали торопливые столбы», «На закате ходит парень», «Катюша». Сохранились и «Давай пожмем друг другу руки и в дальний путь на долгие года», и «Осень, прозрачное утро», и многие, знакомые мне мелодиями довоенных лет, диски Апрелевского завода грампластинок. И представил себе я бывшую хозяйку дома, бывшую колхозницу. И понял я, что уж не такая безрадостная в уже опозоренном современными политиками, политологами и публицистами времени проходила в деревне Селезнево жизнь. Я попытался сравнить ее с жизнью современных обитателей, немногочисленных сохранившихся аборигенов. Дома и теперь здесь строятся как дома. На их крышах стоят телеантенны. Из окон светится электрический свет. Но не слышно в деревне ни песен, ни громких гуляний, ни игр. Киносарай давно закрыт на огромный замок. Однако около дверей сохранилась афиша-плакат пятилетней давности. Библиотека тоже закрыта на такой же замок. Большинство живущего в деревне населения в колхозе не работает, а значительная часть живет только в весенне-летний сезон. Дети сохранившихся еще стариков живут в городах и пользуются родительскими огородами как подсобным хозяйством. Но колхоз все еще существует и носит гордое имя А. М. Горького. После укрупнения он объединил с десяток разбросанных по округе деревень, в которые в распутицу ни проехать, ни пройти. Недавно они были пустыми, а теперь там обитают цыгане, которые для получения права на жительство вступили в колхоз.

В течение уже более пяти лет я наблюдаю жизнь этого льняного края. Когда-то лен отсюда вывоз или в Голландию. Лет шесть назад лен здесь еще сеяли, но не всегда убирали. Не успевали. А когда успевали, то его не принимали на заготовительных пунктах. Я видел, как через льняные поля заезжие грибники и дачники ездили на своих автомобилях. Но и местные трактористы тоже не тратили время на объезд и смело прокладывали широкие трассы через голубеющий, кудрявый лен. Когда лен не убирали, то его потом сжигали. В последние три года лен не сеяли.

Рассказывали, что как-то недавно побывали здесь гости из Голландии. Говорили, что они изучали возможности возрождения льняного производства. Но и они не сочли возможным возродить умершее дело. С тем и уехали.