В покои Наун вернулся уставшим и разбитым. Глаза болели, а плечи ныли от напряжения. Сколько стрел он выпустил сегодня из пальцев? Сколько из них вонзилось мимо из-за его неспокойного нрава? Он никак не мог справиться со своими чувствами и каждый раз, когда на кону были важные решения, попадал под их власть.
В груди заныло. Он чувствовал себя, как никогда, одиноким и потерянным. Кругом – одни враги, маскирующиеся под друзей. Обманщики, притворяющиеся соратниками. По-настоящему искренне к нему относилась лишь Ансоль. И Кымлан, погибшая по его вине. Из-за его слабости. Если бы он сидел на троне, то смог бы ее спасти.
Эти мысли вновь вернули Науна к разговору с министром Ёном о том, что ему необходима власть. Ему нужно было, наконец, принять решение. Но тогда путь назад навсегда будет отрезан.
Терзавшие его размышления нарушил стук в дверь. Набом протянул сложенную вчетверо записку и поклонился.
– Это от госпожи Тами, – пояснил он.
Наун брезгливо развернул белое полотно и прочитал:
Наун в бешенстве скомкал ткань и швырнул на пол.
Как смеет эта нахалка назначать ему встречу после той наглой лжи, продолжавшейся почти два месяца? Что еще она может сказать? Какое очередное вранье подать под видом искреннего участия? Ее предательство ранило больше всего.
– Передай ей, что я не приду, – бросил он Набому и развернул один из свитков, приготовившись работать, несмотря ни на что.
Завтра будет очередное заседание Совета, и Науну поручили изучить чертежи нового дворца, который планировали построить в Пхеньяне. Но стоило ему погрузиться в изучение документов, и в памяти всплыл разговор с Тами о переносе столицы в ее родной город.
Зарычав, он оттолкнул от себя свиток и опустил голову на руки. Все мысли вели к обманувшей его девчонке. Невыносимая пытка! Чем быстрее приближалось назначенное время, тем больше зрела необходимость расставить все по местам.
Наун вскочила на ноги и бросился из дворца в надежде, что Набом еще не успел сообщить Тами об отказе. По пути он встретил министра чинов, который проводил его удивленным взглядом. Неважно. Главное – найти подтверждение предательству Тами или же убедиться в ее искренности и навсегда оставить подозрения в прошлом.
В трактир он прибыл на закате. Как и всегда под вечер, там собралось много народа, и Наун нетерпеливо искал глазами Тами. Ее нигде не было видно, и в его сердце опустился ледяной ком.
Подойдя к хозяйке, Наун спросил, не видела ли она ее сегодня:
– Та высокая госпожа в мужской одежде? Да была, вот только что ушла. Вы с ней разминулись, – ответила женщина.
Наун зарычал от бессилия и вышел из трактира. В сердцах хватанул кулаком по дереву. На нем до сих пор виднелась вырезанная ножом мишень, в которую они с Тами стреляли.
Он опоздал.
– Вы все-таки пришли, Ваше Высочество, – раздался за спиной знакомый голос, и Наун резко обернулся. На мгновение ему показалось, что ничего не изменилось: Тами была такой же, что и раньше: мужской костюм, собранные наверх волосы, смелый взгляд и дерзкая улыбка. Как же ему хотелось стереть себе память и не знать о ее обмане! Он бы предложил ей прогуляться по рынку или выпить в трактире, а Тами своим теплом вновь залечила бы его душевные раны. Но все изменилось, и он понимал, что как прежде быть не может.
Наун шумно выдохнул, отгоняя все чувства, которые испытывал к Тами. Он больше не может себе позволить быть слабым.
– Пришел. А ты опять надела прежнюю маску? Хочешь снова напомнить мне Кымлан? Ты ведь для этого наряжалась в мужской костюм и устраивала соревнование в стрельбе?
Тами едва заметно вздрогнула.
– Ошибаетесь, я правда люблю стрелять. И наряжалась в мужскую одежду не для того, чтобы походить на вашу бывшую возлюбленную, а потому что так привыкла, – ровно ответила она. По ее лицу было непонятно, о чем она думает.
Однако Науну хотелось уколоть ее, причинить боль, поэтому он с удовольствием произнес:
– Она не бывшая. Кымлан всегда была, есть и будет моей единственной любовью.
Глаза Тами заледенели, совсем как у брата сегодняшним утром. Наун только сейчас начал замечать их сходство, что проявлялось не в общих чертах лица, а во взгляде, манере держаться и холодной циничности, когда затрагивали их чувства.
– Если хотели унизить меня, то вам это удалось. Но я понимаю ваш гнев, поскольку виновата перед вами. Позвольте объясниться, Ваше Высочество, я хочу быть честна с вами.
Вероятно, эти слова дались ей нелегко, и Науну показалось, что она говорит искренне. Но он все равно не удержался от язвительной усмешки.
– Честна? Ты лгала мне два месяца, так с чего вдруг сейчас решила стать честной? Или это очередная уловка твоего брата? Он велел втереться ко мне в доверие?
– Ваше Высочество, вы несправедливы…