Дерево красной птицы

– Ты не представляешь, что творилось в лагере после возвращения отряда, – прошептала она ей на ухо. – Солдаты были в ужасе, говорили, что ты дьявол во плоти!

«Они правы», – с горечью подумала Кымлан, вспоминая полыхающее ущелье и вопли горящих киданей. Ее передернуло.

Даон поднял голову и посмотрел ей в глаза.

– Расстроен, что не удалось меня убить? – едко усмехнулась Кымлан. После их разговора в карауле она решила, что неприязнь между ними немного уменьшилась. Но, видимо, она ошибалась, раз они с Мунно планировали от нее избавиться.

– Я не желаю тебе зла. И надеюсь, что мы больше не встретимся. – Даон выглядел настороженным и будто бы расстроенным.

Он практически повторил слова Мунно. Почему они оба так боятся вновь столкнуться с ней? Все из-за ее силы? Боятся, что однажды она обратит огонь против них? Но неужели для этого есть повод? Нехорошие мысли закрались ей в голову, но Кымлан гнала их прочь. Мохэ ведь не посмеют напасть на Когурё. Мунно не сумасшедший.

Сольдан отстранилась и посмотрела на Даона.

Догадавшись, что им нужно попрощаться, Кымлан отошла на несколько шагов, но все равно слышала их разговор.

– Может, останешься здесь? – тихо спросил он, неловко переминаясь с ноги на ногу.

Сольдан покачала головой.

– Не могу. Да и среди мохэ у меня больше никого нет.

– Я помогу тебе устроиться, ты не останешься на улице, – возразил он и сделал маленький шаг к ней.

Некоторое время Сольдан молчала, как будто на что решаясь. Это был сложный выбор, и Кымлан не осуждала ее за колебания, особенно когда любимый мужчина предлагал остаться. Но Кымлан все же с замиранием сердца ждала ее ответа. Эта девчонка стала ей сестрой, и мысль о расставании причиняла сильную боль.

– Спасибо, господин, но я уеду в Когурё.

Кымлан облегченно выдохнула, хоть и почувствовала себя эгоисткой.

Даон молча кивнул, снял с себя теплый плащ, подбитый мехом, и накинул на плечи Сольдан.

– Будь счастлива, – прошептал он. На мгновение задержал руки на ее плечах, а затем опустил вниз. – Мунно отдал тебе Исуга, – обратился Даон к Кымлан. – Пусть он будет тебе верным другом. Береги его.

Эти слова принадлежали Мунно.

Кымлан подошла к коню и взяла его под уздцы, принимая от сына вождя бесценный подарок. Как будто он хотел, чтобы у нее осталось какое-то напоминание о нем. Символ их противоестественной, но тесной связи.

Даон коротко поклонился девушкам, а затем развернулся и ушел, рассекая ногами высокие колосья желтой овсяницы. Глядя на его удаляющуюся спину, Кымлан наконец-то в полной мере осознала, что все закончилось, и она может спокойно вернуться домой. Сольдан рядом тихо всхлипывала. Обняв ее за плечи, Кымлан почувствовала, что они свободны. Но эта свобода отдавала горьким вкусом утраты.

Спустя несколько дней пути выяснилось, что Кымлан была неважным охотником, а хорошие навыки в стрельбе не всегда помогают поймать кого-нибудь на ужин. После пары тощих и очень жестких куропаток она решила попробовать охотиться на земле.

Она ходила с отцом на охоту всего однажды и сейчас пыталась вспомнить все, чему он ее тогда учил. Кымлан в очередной раз с благодарностью подумала о его бесценных уроках, которые уже не раз спасали ей жизнь, и стала обращать внимание на следы в лесу. Недалеко от того места, где они с Сольдан сделали привал, она обнаружила заячьи петли. Оставив подругу, ослабшую после целого дня в седле, греться возле костра, Кымлан отправилась к заячьей лежке и стала ждать, когда зверек выберется на кормежку после дневного отдыха. У нее не было гончих, с помощью которых можно загнать зайца, и оставалось только охотиться из засидки. Это было похоже на обычную засаду во время боя, и поэтому поначалу ее не очень беспокоило ожидание.

Однако солнце уже клонилось к закату, и осенний вечер укутывал деревья в серые сумерки. Становилось все холоднее. Зима подобралась совсем близко, и Кымлан всерьез забеспокоилась. Сольдан еще не оправилась от раны и быстро уставала, отчего они продвигались довольно медленно. По ночам было по-настоящему холодно, и Кымлан понимала, что в таких полевых условиях зиму они не переживут.

Ее тело затекло и окоченело, но нужно было сидеть неподвижно, чтобы не спугнуть дичь. Ивовые кусты, рядом с которыми она притаилась в засаде, почти скрылись в темноте. Еще немного, и охотиться станет невозможно. Им снова придется ложиться спать голодными. Они с Сольдан практически не ели уже вторые сутки. И хотя подруга стойко переносила тяготы и лишения, Кымлан все равно чувствовала вину за то, что не может как следует позаботиться о ней. Иногда она думала, что лучше бы Сольдан осталась в рабстве: по крайней мере, в деревне кормили довольно сносно и, что самое главное, регулярно.

Слева послышался шорох, и Кымлан мгновенно вскинула лук, перестав вдруг обращать внимание на усталость и боль в затекших мышцах. Крупный заяц стремительно двигался в ее сторону, но, услышав чужеродные звуки, настороженно замер, а затем пустился наутек.

«Не уйдешь!»